Я благодарен Рокфеллеровскому университету не только за оказанную мне сегодня честь, но и за то, что меня вернули в Нью-Йорк. Я жил в Техасе на протяжении 35 лет, но мой акцент все еще выдает мое нью-йоркское происхождение. Вчера утром, ожидая посадки на самолет в аэропорту Остина, я разговорился с одним техасцем. Через некоторое время он спросил меня: «Откуда вы?», на что я ответил: «Я местный». Затем, как я и ожидал, он спросил: «Нет, я имею в виду, откуда вы родом?» Пришлось признаться, что я родом из Нью-Йорка.

На самом деле «Нью-Йорк» в моем ответе был эвфемизмом. Я рос не на Манхэттене, а на материковой части Северной Америки, в боро Бронкс. Тогда это было безопасное и комфортное место для взросления, но не очень интересное. Моя семья и я знали об очаровании Манхэттена, но не имели к нему никакого отношения.

Когда пришло время выбирать колледж, я очень хотел убраться подальше из Нью-Йорка. Один мой друг спросил, почему я собираюсь заняться теоретической физикой, и я ответил, что хочу быть физиком, чтобы на самом глубочайшем уровне исследовать фундаментальные законы природы и уехать из Бронкса. Я выбирал между Массачусетским технологическим институтом и Корнеллом. Я побывал в обоих и в итоге выбрал Корнелл, поскольку Итака меньше, чем Восточный Кембридж, напоминала Бронкс и там было гораздо больше зелени.

Это решение оказалось одним из лучших в моей жизни, потому что в Корнелле я познакомился с Луизой, которая сегодня здесь, со мной. Мы поженились сразу после окончания университета и не стали возвращаться в Нью-Йорк, а отправились в Копенгаген и Принстон. После некоторого времени, проведенного в Принстоне, мы страстно захотели вернуться в Нью-Йорк, но на этот раз в настоящий Нью-Йорк. У нас была однокомнатная квартира недалеко отсюда, дом 405 на Восточной 63-й улице.

Когда я говорю «однокомнатная», я имею в виду не «с одной спальней», а вообще с одной комнатой. Но зато это был Манхэттен. Я устроился в постдокторантуру Колумбийского университета и рассчитывал, что займу постоянное место ассистента профессора, и мы в конце концов сможем переехать в двухкомнатную квартиру на Манхэттене.

Этого не случилось. В Колумбийском университете было всего одно место ассистента по теоретической физике, и его занял мой хороший друг Гари Фейнберг, который опубликовал к тому времени статью, превосходящую по значимости любую из моих работ. Мы с Луизой покинули Нью-Йорк. С тех пор мы пожили в Сан-Франциско и Лондоне, потом вместе с нашей дочерью Элизабет в Беркли, Кембридже и Пало-Альто и в итоге обосновались в Остине.

Остин — необычный для Техаса город. По политическим взглядам он столь же либерален, как Манхэттен — синяя точка в море красного на электоральной карте Техаса. В некоторых частях Техаса эту синюю точку называют Народной республикой округа Тревис. В остальном Остин тоже необычен. В сумерки у перил моста на Конгресс-авеню выстраиваются жители Остина, чтобы посмотреть на вылетающих из-под моста на ночную охоту летучих мышей из самой крупной в Америке городской колонии. Остин, наверное, единственное место в мире, где каждый год отмечают день рождения ослика Иа-Иа. Клуб Armadillo World Headquarters закрылся, но в Остине все еще работает ночной клуб, в котором можно станцевать Cotton-Eye Joe вместе с фермерами, бабушками и программистами. Самый популярный вариант наклеек на бампер автомобиля в Остине — «Сохраните Остин странным» (Keep Austin weird).