– Все это не имеет никакого значения, – сказала мама. – А теперь приведите себя в порядок. Мелисса, ты идешь вниз и достаешь пиццу из морозилки. Мартина, переодень майку, немедленно. И перестаньте меня позорить перед миссис Иванс.

И тут же миссис Иванс закричала из маминой спальни:

– Я считаю, миссис Майклс, что вы сделали платье Элайши немного узковатым. Ей трудно в нем дышать.

Мама широко раскрыла глаза.

– Простите, миссис Иванс, – ответила она. – Не волнуйтесь – я всегда могу немножко выпустить в швах.

– И я не уверена, что подшивка ровная. Это трудно определить, поскольку перед зеркалом гардероба стоит ваша кровать, но кажется, платье спереди задирается, – ворчала миссис Иванс.

– Это из-за толстого пуза Элайши, – пробормотала я.

– Мартина! – одернула мама. Но при этом едва сдерживала смех. Она заторопилась и вышла из комнаты, а мы с Мелиссой продолжали кидать друг на друга свирепые взгляды.

– Ябеда, – сказала я.

– Ты тоже. А этот карандаш для глаз стоит четыре девяносто девять.

– С ума сойти! Тратить на это свои карманные деньги.

– Это будут твои карманные деньги! Ты должна купить мне новый карандаш.

– Нет, это ты должна купить мне новый альбом для рисования – смотри, как ты порвала мой старый. И вообще, убирайся из моей берлоги. Тебе не разрешается здесь находиться – ты разве не читала? – сказала я.

Я приклеила очень четкое объявление на своей двери:

«СТРОГО ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ЭТО БЕРЛОГА МАРТИ. НИКТО НЕ ДОПУСКАЕТСЯ, ОСОБЕННО СЕСТРЫ!»

И Мелисса рванула вниз по лестнице на кухню. Я села и, кусая ногти, стала придумывать новые замечательные превращения Могучей Марты, где она становится ночным ультрачудовищем, вся в шипах, и еще у нее большие клыки – чтобы кусать людей. Но я не могла ее нарисовать, потому что рисовать было нечем, так как Мелисса забрала свой карандаш для глаз, а все мои карандаши или потерялись, или сточились. В моей школьной сумке был уголок, сильно измазанный чернилами, куда я засовывала свои фломастеры, но сейчас у меня не было настроения заниматься поисками.

И я не переодела майку. Моя одежда в основном была обносками Мелиссы – это ужасные розовые вещи с кроликами и котятами. Мне нравятся кролики и котята, но не в виде слащавых картинок на майках. Я бы все отдала за настоящего домашнего зверька, даже не обязательно какого-нибудь пушистого. Настоящий дикобраз – это было бы ультраздорово. Или черепаха, которая могла бы жить в ванне. Или гиена, которая смеялась бы над моими шутками, – хотя, наверное, я держала бы ее в клетке в саду. Не уверена, что гиену можно дрессировать в доме. Представляю себе, как она разодрала бы мамины шелка и сатины и как уселась бы на сиреневое платье Элайши. Так что, выйдя из комнаты, я сама засмеялась смехом гиены.

За мамой я увидела маму Элайши с глазами, похожими на бусинки, и саму Элайшу в трусиках. У нее и правда большой живот.

– Могла бы ты просто вести себя как следует? И сними эту ужасную майку! – сказала мама. Она сделала лицо, которое обозначало: «Немедленно сделай как я сказала, или тебе попадет!»

Я повернула майку с котенком задом наперед – так, чтобы не видеть меховой мордочки, – и потопала вниз, зажав рот рукой, потому что уж очень не хотелось еще раз засмеяться смехом гиены: я понимала, что это было бы неправильно.

Я прошла мимо кухни, где Мелисса жонглировала пиццей и гремела вилками и ножами, накрывая подносы для ужина, чем совершала поступок под названием «Мелисса хорошая старшая сестра», и пошла в гостиную проведать папу.