У Энн уже не оставалось сил для сопротивления. Некто желал ее гибели, и единственный, кто стоял на пути этого «некто», был тот самый человек, который имел полное право ее ненавидеть и который уже не раз заявлял, причем с полным на то основанием, что не верит ни единому ее слову. Ей следовало опасаться за свою жизнь, однако это естественное чувство страха перебивалось ощущением нестерпимой боли.

Мысль о враждебном отношении к ней Джека все время вертелась у нее в голове. Его ненависть ранила ее до самой глубины души, вернее, того, что от нее осталось. Это сочетание страха и душевной муки в конце концов полностью лишило ее воли, не оставив и следа от того лихорадочного возбуждения, в котором она пребывала все это время.

Джек мог оставить ее в живых, чтобы тем вернее отомстить ей впоследствии, или же для того, чтобы использовать ее в собственных интересах как средство давления на своего отца, или по каким-то иным причинам, которые были выше ее понимания. Ей оставалось только набраться терпения и ждать, а там уже будет видно, что он ей уготовил, что он собирается с ней сделать.

Энн машинально намылила волосы и застыла в ожидании, пока Спролинг поливала ей голову чистой теплой водой из черпака.

— Благодарю вас, — пробормотала Энн, выбравшись с помощью горничной из ванны и облачившись в толстый турецкий халат. Энн уселась перед туалетным столиком, а Спролинг принялась расчесывать частым гребешком ее спутанные волосы.

— Вы вообще когда-нибудь открываете рот? — спросила Энн.

— Да.

Энн мельком взглянула на замкнутое, непроницаемое лицо женщины, отражавшееся в зеркале.

— И давно ли вы служите у полковника Сьюарда?

— Два месяца. Меня нанял мистер Гриффин.

«Да, пожалуй, Джеку не откажешь в предусмотрительности», — подумала Энн устало. Тут раздался короткий стук, заставивший горничную подойти к двери. Через минуту она вернулась.

— Полковник хочет вас видеть, мэм.

Первым побуждением Энн было отказаться, но чего бы она этим добилась? Все равно ей некуда идти. Родители давно умерли, свекровь ее ненавидит… у нее даже нет собственного дома.

Энн не решилась отказать Джеку в надежде на то, что его снисходительность даст ей хотя бы небольшую передышку. Молодая женщина поднялась с места. Спролинг уже открыла дверцы шкафа и вынула оттуда платье.

— Вы хотите это надеть, мэм? — спросила она, держа в руках robe de chambres[22], принадлежавший Софии. Должно быть, горничная уложила его с вещами Энн по ошибке.

— Да, — отозвалась Энн беззвучно. — Оно очень милое.

Спустя четверть часа Энн уже вошла следом за Гриффином в ту самую комнату, где Джек незадолго до того учинил ей допрос. Шотландец открыл перед нею дверь и тотчас ее захлопнул, едва она переступила порог.

Энн не сразу заметила Джека. Лишь неяркое пламя в камине да настольная лампа с плохо подрезанным фитилем освещали комнату. Тяжелые портьеры были задернуты на ночь… а, может быть, чтобы помешать проникновению незваных гостей.

От этой мысли озноб пробежал у нее по коже, и она принялась потирать ладони, чтобы согреться. Комната действовала на нее угнетающе.