|
Как ни странно, эта мысль не причинила ей боли; девушка снова улыбнулась при мысли, что чужой женщиной стала сейчас она, – одной из тех безответственных и бесстыдных женщин, к которым она его ревновала. Ей казалось, что им всем она сейчас натягивает нос, что она нашла способ овладеть их оружием, дать молодому человеку то, чего до сих пор дать не умела: легкость, нестыдливость и несвязанность. Ею овладело особое чувство удовлетворения: она одна-единственная может стать всеми этими женщинами сразу и безраздельно, только собой, увлечь и поглотить своего любимого.
Молодой человек открыл дверцу и провел девушку в ресторан. В грохоте, грязи и дыму нашелся единственный свободный столик в углу.
7. – И как же вы теперь обо мне позаботитесь? – вызывающе спросила девушка. – Какой вы предпочитаете апперитив? Девушка не особенно разбиралась в спиртном. Когда ей приходилось пить вино, предпочитала вермут. Но сейчас она уверенно сказала: – Водку. – Отлично! – сказал молодой человек, – пусть будет водка. Надеюсь, не опьянеете? – Ну, а если да? Молодой человек не ответил и, подозвав официанта, заказал две водки и бифштекс. Через минуту тот появился с двумя рюмками на подносике. Мужчина поднял рюмку и сказал: – За вас! – Чего-нибудь остроумнее вы не могли бы придумать? В этой ее игре было нечто, начинавшее его раздражать. Теперь, когда они сидели лицом к лицу, мужчине стало казаться, что не только словаделали девушку чужой – она всяцеликом изменилась, в движениях, в мимике, стала удручающе точно походить на женщин, которых он так хорошо знал и к которым чувствовал легкое отвращение. И он, держа рюмку в поднятой руке, исправил свой тост: – Ладно, в таком случае пью не за вас, а за ваше племя, в котором так удачно сочетается лучшее от животных и худшее от человека. – Вы всех женщин относите к этому племени? – Нет, только тех, что похожи на вас. – Знаете, это мне тоже не кажется остроумным. – Ну, хорошо. – Молодой человек все еще держал рюмку на весу. – Тогда я пью не за ваше племя, а за вашу душу. Согласны? За вашу душу, которая зажигается, когда опускается от головы вниз, к животу, и гаснет, когда поднимается снова вверх, в голову. Девушка тоже подняла рюмку: – Ну, так за мою душу, которая опускается к животу! – Еще одна поправка: лучше за ваш живот, в который опускается ваша душа. – За мой живот, – повторила она, и ее живот, который так определенно был назван, как бы ответил на призыв: она чувствовала каждый миллиметр его кожи. Потом официант принес бифштекс. Молодой человек еще раз заказал водку и газировку (выпили в этот раз за ее грудь), и разговор продолжался в этом странном, фривольном тоне. Его все сильнее раздражало то, как она умеетбыть этой развратной девкой. Если у нее это так хорошо получается, подумал он, значит она действительнотакая. Ведь никакая чужая душа не могла бы вселиться в нее откуда-то извне. Это не роль – это она сама. Наверное, это та часть ее существа, которую она в другое время держит под замком и которая сейчас, под предлогом игры, выпущена из клетки. Девушка, вероятно, думает, что игрой она освобождается от самой себя. Но не наоборот ли? Не становится ли она именно сейчас самой собою? Нет, напротив сидит не чужая женщина, а его девушка; не кто другой – только его девушка. Он смотрел на нее и чувствовал нарастающую неприязнь. Но была это не только неприязнь. Чем больше девушка отдалялась психически,тем сильнее он хотел ее физически.Отчужденность души обособила ее тело. И, собственно, она именно сейчас в первый раз подействовалана него своим телом, которое до сих пор существовало для него как бы в облаках заботливости, отзывчивости, нежности, любви и умиления – и словно терялось в этих облаках (да, именно так – как будто терялось!). |
