Так текли наши дни.

Часто, возвращаясь во Дворец, я проходила мимо своих покоев и поднималась на самую высокую из башен. Она называлась — Башня Солнца. Именно на ней находился Вазир, когда я впервые вошла в город. Отсюда Хайрат открывался как на ладони и даже просматривались пески за кольцом Великого Змея, уходящие далеко за горизонт золотым трепещущем маревом созданным от жара, поднимавшегося от раскаленного песка.

О том, что произошло со мной, больше никто не заговаривал, и я хотела было сперва спросить у Вазира, нашел ли он того, кто отравил меня, лишив надежды вскоре стать матерью и едва не заставив покинуть этот мир, но почему-то передумала. Мне кажется, я знала и без него, чьих это рук дело.

«Наима!» — повторяла про себя, вспоминая старуху и ее загнанный взгляд в тот день, когда забрала ее от Сарнай. Уже тогда стоило заподозрить первую жену в подлости, когда она так легко отдала мне свою рабыню ничего не потребовав взамен. Какой же наивной дурочкой я тогда была. Но жизнь оказалась хорошим учителем. Жестоким, но хорошим. Цветок распустился, только вместо нежных лепестков и листьев из него выросли острые колючки. Но ведь именно такие цветы и могут приспособиться к подобной жизни в пустыне, так что, все получилось, как нельзя лучше и по — своему правильно.

В очередной жаркий день я шагала в окружении рабынь к месту тренировки. Солнце палило нещадно, словно хотело уничтожить все живое. Воздух дышал жаром и колебался, дрожал, превращая окружающие деревья и постройки в миражи.

Аббас ждал меня на нашем месте, сидел на скамье и воткнув меч в землю у своих ног, о чем-то думал, устремив взгляд в пространство.

Оставив рабынь, я подошла к нему и вместо приветствия, просто села рядом.

Некоторое время мы молчали. Я слушала ветер, разносивший горячий воздух и шелестевший сухими листьями пальм, когда учитель заговорил.

— Сегодня вернулись ястребы!

Я посмотрела на него, вскинув брови, но вопросов задавать не стала, дожидаясь, пока решит продолжить сам.

— Почти все союзники Хайрата отказались! — произнес аббас зло и сильнее сжал рукоять меча, так что костяшки на его пальцах побелели.

— Они трусы! — произнесла я. — Когда Шаккар вернется, он разберется с этими предателями! — а сама хотела спросить, откуда аббас узнал эти новости, ведь, насколько я могла судить, после отъезда моего мужа, его больше не приглашали разделить трапезу вместе с Вазиром в его приемном зале. Я сама удостаивалась такой чести только один раз в день, по вечерам, сама же ела или в своих покоях, или приказывала рабынь накрыть для меня стол в саду, где в последние дни полюбила отдыхать в тени деревьев у фонтана.

— Я верю в своего брата, но… — проговорил мужчина и осекся.

Я посмотрела на него. Мрачные складки залегли возле губ аббаса, на лбу — длинная глубокая морщина, а выражение глаз невеселое, предвидящее беды и ненастья.

— Он вернется! — сказала я уверенно. — Я помню, когда мой отец рассказывал мне о варварах и о моем будущем женихе, он сказал, что нет в этом мире сильнее войска, чем-то, которое ведет принц Шаккар. Что его воины сильны и быстры, что один человек Шаккара стоит десятка простых солдат!

Аббас повернул ко мне свое лицо. Усмехнулся и сел прямо, ослабив хватку на рукояти меча.

— Твой отец сказал истинную правду, повелительница Майрам! — проговорил мужчина.