Повелитель Хайрата, который так трясся над продолжением своего рода, отправил своего наследника и уже, единственного сына, на смерть, прекрасно понимая это. На что рассчитывал? Что сын окажется лучшим вождем, чем когда-то был он сам, и сделает невозможное, победив там, где ни о какой победе не может быть речи?
— Я сотру с лица земли его людей! — пообещал себе мудрец, прошептав вслух эти слова.
— Повелитель! — возникший из темноты силуэт поклонился и свет пламени осветил лицо воина, за спиной которого находился длинный лук и колчан, полный стрел.
Давлат посмотрел на воина и кивнул ему, позволяя говорить дальше.
— Я перехватил послание! — заговорил мужчина и протянул на ладони смятую полоску, прежде опустившись на одно колено, чтобы не утруждать своего предводителя.
Давлат сгреб бумагу и хотел было швырнуть ее в прожорливое пламя, но передумал.
— Это все? — спросил спокойно.
Лучник поклонился.
— Да. Повелитель. За день я сбил две птицы. У одной нашел письмо.
— Χорошо. Иди! — приказал ему мудрец. — Завтра у нас всех тяжелый день! — добавил, и не солгал.
Войско выступало на заре. По образам, которые посылал ему Малах, до лагеря защитников Хайрата, оставалось не так долго идти. И уже скоро два войска сойдутся в решающей битве, которая определит дальнейшую судьбу Вазира и его города. Впрочем, Давлат итак знал итог. Не надо быть мудрецом, чтобы понять, что против такой мощи и силы, которая идет за ним, не выстоит никто. Да и Малах — божество во плоти, заставит самых слабых и самых верующих, бежать, поджав хвост.
Широко улыбаясь, Давлат развернул послание и повернул его так, чтобы можно было прочитать те несколько строчек, что были выведены явно женской рукой.
Слова, которые писала жена своему мужу, были самыми теплыми и любящими. Через строки ощущалась эта сила, которая была так незнакома и далека от мудреца. Он никогда не понимал смысл любви и потому сейчас лишь смял лист и без сожаления швырнул его в пламя, а затем потер рукой подбородок, задумчиво глядя на огонь. Тот трещал, разбрасывал искры, дарил тепло и свет, но при этом мог сжигать, уничтожать, как и любовь.
Давлат широко улыбнулся и посмотрел на небо. Уже скоро он поднимет лагерь, и они отправятся вперед, к месту своего самого важного сражения, к месту, которое решит будущее не только самого Хайрата, но и мудреца, который всю свою жизнь, с того памятного дня, когда ушел, отделившись от Вазира, ждал этого дня, когда вернет своему народу былую славу и могущество.
«Я создам новый мир и новую жизнь для них!» — сказал себе мудрец.
Где-то вдалеке, мелькнув по небу золотой искрой, упала звезда и Давлат довольно улыбнулся, сделав свои выводы из этого знамения, предвещавшего победу его войску и смену правителя в Хайрате.
Этой ночью я проснулась от страшного крика, а когда огляделась по сторонам, вслушиваясь в топот спешащих на крик рабынь, то с каким-то облегчением, поняла, что по — прежнему нахожусь в своих покоях во Дворце. Сердце не спешило успокоиться после кошмара, а обступившие меня рабыни зажгли светильники, наперебой спрашивая меня, что потревожило их госпожу, после чего, госпожа решительно велела девушкам идти спать и легла сама, глядя в темный потолок и слушая ветер и треск огня в светильнике, оставленном девушками на столе.
Темнота меня пугала. Наверное, я слишком много думала о муже, потому что он стал сниться мне и каждый мой сон был пронизан ужасом и муками. Я все время видела его мертвым. Во снах мой Шаккар лежал на песке весь в крови, и я каждый раз просыпалась от собственного крика.
Это повторялось уже две ночи подряд, и я никак не могла успокоиться, решив, что мое сердце подсказывает мне, что муж в большой беде. |