Но эффект если и случился, то обратный – Катенька ничуть не растерялась, потому что каким-то непонятным ей чувством угадала, что все сказанное – прекрасно разыгранный монолог, может, даже отрепетированный, а если так, то припадка страшиться нечего. Это ее успокоило окончательно и, вместо того чтобы поддаться разыгранному действу, она слегка улыбнулась и произнесла тоном спокойным и ровным:

– Что ж, я слышала, что теперь модно разделять этот взгляд. Кажется, это называется эмансипация? – и в свою очередь посмотрела на Надежду Ивановну выжидательно.

– Да, – ответила та, силясь не подать виду, насколько она разочарована. – Если вы придерживаетесь этого же взгляда… – начала было она, но Катенька мягко перебила:

– Полагаю, Надежда Ивановна, не так уж и важно, каких взглядов придерживаюсь я. – Компаньонка вспыхнула. – Если для вас это важно, то извольте: я не собираюсь осуждать чье бы то ни было поведение, а уж тем более взгляды.

– Что ж, это по крайней мере вежливо, – холодно проговорила Федорцова, но по всему ее виду было заметно, что она огорчена.

Катерина Дмитриевна взглянула на небольшие бронзовые часы, стоящие на бюро, и подавила вздох. Получалось, что беседуют они уже около часа, а m-le Федорцова так ничего еще и не сообщила о самой смерти графини. Это начинало раздражать.

– Надежда Ивановна, – обратилась Катенька к визави более официальным тоном, – давайте перейдем к делу. Скажите, что именно натолкнуло вас на мысль о том, что графиню, возможно, отравили?

– Не хотите обсуждать деликатные темы? – Надежда Ивановна посмотрела на Катеньку не без вызова, та, в свою очередь, стала разделять неприязнь Лидии Михайловны к этой особе.

– Не вижу в этом смысла, – пересиливая раздражение, вежливо ответила Катенька.

– И зря, – заявила компаньонка. – Многие так поступают, но это ханжество, самое настоящее. Я же вижу, что вам интересно узнать, что было в этом доме на самом деле, – и Надежда Ивановна, поставив чашку на стол, придвинулась к Катеньке, пристально глядя ей в глаза.

– Тут вы правы, – Катенька выдержала ее взгляд. – Мне действительно интересно узнать, что произошло в этом доме в вечер смерти вашей благодетельницы.

– И только? – Федорцова как-то плотоядно улыбнулась. – А о том, что здесь было раньше? О тех вечерах, когда здесь собирались лучшие мужчины? Ну же, признайтесь, что вам до дрожи хочется послушать хотя бы одну такую историю… – Надежда Ивановна перешла на страстный шепот.

«Сумасшедшая, – подумала про себя Катенька. – Или развратница, Лидия Михайловна права. Чрезвычайно порочная особа». Между тем Надежда Ивановна повела себя еще более странно, она протянула свою тонкую руку и коснулась Катенькиной щеки.

– Какая у вас кожа нежная, – прошептала она, не сводя с Катерины Дмитриевны помутневших огромных глаз. – Вы ведь не такая праведница, милая, как привыкли о себе думать… – и Надежда Ивановна снова хищно улыбнулась.

Катерина Дмитриевна отодвинулась, посмотрела в лицо этой сумасшедшей и поднялась из кресла, понимая, что никакого толкового разговора не выйдет. Бедняжке нужна медицинская помощь, а еще лучше – церковное покаяние. Но разве такая захочет каяться?

– Куда же вы? – воскликнула Федорцова и тоже подскочила со своего стула. – Признайтесь, признайтесь же самой себе, что вы бы тоже не отказались поучаствовать во всем этом… – Катенька смотрела на нее с жалостью. – И у вас есть такой шанс, – приблизившись вплотную прошептала Федорцова почти в самое ухо Катеньке.