Оба вскоре растворились в темноте.

Я на ощупь брел вперед. Глаза постепенно привыкали к темноте. Тропинка, покрытая острой галькой, уходила вниз. Я старался не споткнуться. Спуск становился круче. Воспользовавшись этим, я пошел быстрее, но так, чтобы шаг не выглядел бегом.

Склон справа от меня выходил на Бронкс. Внизу мелькали огоньки.

Послышался детский плач.

Я замер. Звук был негромкий, но отчетливый. Внезапно он оборвался и возобновился через секунду-другую уже дальше от меня. Сквозь плач пробивался резкий хруст шагов. Кто-то бежал по тропинке. Бежал с ребенком на руках. Бежал от меня.

Нет, ни за что!

Я рванулся вперед. От далеких огней было достаточно света, чтобы не сбиться с пути. Впереди показался железный забор. Перепрыгнуть через него я бы не смог, но кто-то – спасибо ему – выломал несколько прутьев. Воспользовавшись проходом, я вновь оказался на тропинке.

Никого.

«Проклятие! Что случилось? Думай. Сосредоточься. Допустим, это я от кого-то убегаю. Какой я путь выберу? Ответ прост – сверну направо. Тут темно, ветрено, дорожки пересекаются. Спрятаться в кустах совсем нетрудно. Для похитителя – наилучший путь отступления».

Я отвлекся от своих построений в надежде услышать голос ребенка. Ничего подобного. Зато раздался чей-то явно удивленный возглас:

– Эй!

Я вскинул голову. Голос донесся справа. Хорошо. Я вновь ринулся вперед, высматривая фланелевую рубаху. В какой-то момент, поскользнувшись, я едва не скатился по крутому склону. В годы моего детства бродяги нередко находили пристанище в укромных уголках парка. Они забирались в дупла и закрывали вход ветками. Порой, проходя мимо, можно было услышать шорох, слишком громкий для белки. А то вдруг из чащи вываливался некто – длинные волосы, спутанная борода, вонь. Неподалеку отсюда располагалось место, где гомики за деньги предлагали свои услуги бизнесменам. Обслуживание происходило вечером или ночью. А днем там носился я с приятелями. На земле повсюду валялись использованные презервативы.

Я бежал, не останавливаясь и прислушиваясь. Показалась развилка. «Черт. Ну и куда теперь? А бог его знает». Я готов был опять повернуть направо, но различил какой-то шелест.

Не раздумывая, я нырнул в кусты. Двое мужчин. Один в цивильном костюме. Другой коленопреклоненный, в джинсах. Цивильный громко выругался. Меня это не смутило. Похожий голос я слышал буквально несколько секунд назад.

Это он издал «эй!».

– Вы видели здесь мужчину с маленькой девочкой?

– А пошел ты… – огрызнулся цивильный.

Я подскочил к нему и с размаху дал пощечину.

– Видел или нет?

Он подался назад, наверное, не столько от боли, сколько от удивления.

– Ну, проходил тут один. С ребенком на руках. – Он ткнул пальцем куда-то влево.

Я выскочил на тропинку. Так, ясно. Они возвращаются к лужайке. Если не собьются с пути, выйдут из парка примерно там, где я оставил машину. Я побежал, энергично размахивая руками. Промчался мимо гомиков, усевшихся на стене. Один – с голубой косынкой на голове – поймал мой взгляд и кивком указал на место рядом с собой. Я ответил благодарным взглядом. Вдали показались огни парка. И сразу же в круге света, отбрасываемого уличным фонарем, я увидел мужчину во фланелевой рубахе. На руках у него была Тара.

– Держи его! – заорал я. – Остановите его кто-нибудь!

Мужчина исчез из вида.

Я перевел дыхание и вновь побежал, взывая о помощи. Никто не откликался. Там, где парочки нередко любуются пейзажем, открывающимся с востока, я засек фланелевую рубаху. Ее обладатель перелезал через ограду, за которой начиналась роща. Я было рванул к нему, но тут раздался истошный вопль:

– Стоять!

Я застыл, как вкопанный.