|
Но сейчас я видел приятеля, с которым болтался по округе душными ночами в конце недели. Мы садились в здоровенную колымагу его старика и ездили на вечеринки. В компанию нас всегда принимали, но без особого энтузиазма – мы принадлежали к Великим невидимкам, как я называл университетское большинство. Мы стояли в углу, потягивали пиво, покачивали головами в такт музыке и усиленно привлекали к себе внимание. Но тщетно. Как правило, все кончалось сандвичами с сыром в закусочной «Наследие» либо, что было получше, на футбольном поле позади средней школы имени Бенджамена Франклина, где, улегшись на траву, мы пересчитывали звезды. Как-то легче разговаривать даже с лучшим другом, когда смотришь на звездное небо.
– Значит, так, – промолвил Ленни, по привычке жестикулируя, – я хочу, чтобы отныне ты общался с полицейскими только в моем присутствии. – Вот как? – Я нахмурился. – Может, я дую на воду, но мне приходилось сталкиваться с подобными случаями. Не точно с такими, но… короче, ты понимаешь, о чем я. Первые подозреваемые – всегда члены семьи. – Иными словами, моя сестра. – Нет, иными словами, самые близкие. Или, если это только возможно, еще ближе. – Ты что же, хочешь сказать, что полиция подозревает меня? – Не знаю, право, не знаю. – Ленни замялся, но ненадолго. – Не исключено, совсем не исключено. – Слушай, это ведь в меня стреляли, ты не забыл? И моего ребенка похитили. – Никто не спорит, но на это дело можно посмотреть с разных сторон. – Как это? – Подозрения становятся чем дальше, тем сильнее. – Это еще почему? – Не знаю. Просто становятся. Слушай, похищениями детей занимается ФБР. Тебе ведь это известно? Если ребенок не находится в течение двадцати четырех часов, считается, что дело выходит за границы штата и передается в ведение федералов. – Ну и что? – А то. Для начала, скажем, в течение первых десяти дней они наводняют округу своими агентами. Прослушивают телефоны, ждут звонка с требованием о выкупе – словом, все в этом роде. Затем они начинают пришпоривать коней. В общем-то, это нормально. Бесконечно ждать невозможно, они отзывают команду и возвращаются к рутине: один-два агента. Соответственно меняется ход мысли. Так и сейчас: быть может, рассуждают они, Тару похитили не ради выкупа, а просто спрятали. Во всяком случае, полагаю, что твой телефон прослушивается. Я, правда, не уточнял, но обязательно уточню. Они наверняка скажут – мол, дожидаемся звонка с требованием выкупа. Может быть. Но одновременно рассчитывают, что и ты сболтнешь что-нибудь разоблачительное. – И что с того? – Надо быть осторожным. Не забывать, что все – все! – телефоны прослушиваются – домашний, рабочий, мобильный. – Ну и что, что с того? Я ведь ничего не сделал. – «Ничего не?..» – Ленни взмахнул руками, словно собрался взлететь. – Ладно, поостерегись все-таки. Быть может, тебе трудно будет в это поверить – смотри, не задохнись, когда услышишь, – но полиция известна тем, что умеет переворачивать свидетельства с ног на голову. – Ничего не понимаю. Ты хочешь сказать – я числюсь подозреваемым лишь по той простой причине, что являюсь отцом и мужем? – Да. – Ленни выдержал паузу. – Нет. – Спасибо, ты здорово прояснил ситуацию. Зазвонил телефон, стоявший на тумбочке рядом с кроватью. Я был далеко от него, в противоположном углу. – Можно? – Я потянулся к телефону. Ленни опередил меня: – Палата доктора Сайдмана. |
