Дина Левински не выходит из психиатрических лечебниц с восемнадцати лет. Какое-то время назад она даже попала в тюрьму за нападение на человека. И замужем она никогда не была. Сомневаюсь, что она устраивает выставки картин.
Я растерялся. Мне вспомнился настойчивый взгляд Дины, ее побелевшее лицо и слова: «Ты ведь знаешь, кто стрелял в тебя, Марк, не так ли?»
Что она, черт побери, хотела этим сказать?
– Надо бы все это как следует обмозговать, – сказал Ленни, почесывая подбородок. – У меня есть кое-какие источники, задействую их. А ты позвони мне, если что-нибудь прояснится, идет?
– Конечно.
– Но обещай не говорить им ни слова. А то они только спят и видят, как бы тебя за решетку упечь. – Ленни поднял руку, пресекая мои возражения. – У них и сейчас достаточно оснований для ареста, а может, и обвинение готово. Положим, точка над i поставлена. Но вспомни дело Скейкела. Тогда у полиции улик было еще меньше, а все-таки его осудили. Словом, если эта публика сюда вернется, обещай: ни слова.
Я пообещал – не в последнюю очередь потому, что власти встали на ложный путь и сотрудничество с ними не поможет мне вернуть дочь. Это главное. Ленни оставил меня одного. Я попросил его перед уходом выключить свет, что он и сделал. Но темно в палате не стало. В больницах никогда не бывает совершенно темно.
Я попробовал собраться с мыслями. Что же все-таки происходит? Тикнер унес эти непонятные фотографии. Жаль. Хотелось бы еще раз взглянуть. Хотя при любом раскладе появление Рейчел в больнице оставалось загадкой. А может, фотографии – фальшивка? В наши дни цифровых технологий такие фокусы нетрудно проделать. Может, вот и все объяснение? Я подумал о Дине Левински. Чем же объясняется ее загадочный визит? Почему она спросила, любил ли я Монику? Почему она считает, будто я знаю, кто в меня стрелял?
Дверь открылась.
– Кто в тереме живет?
Зия.
– Привет. – Она критически оглядела меня и небрежно махнула рукой. – Вот под этим предлогом ты и манкируешь своими обязанностями?
– Вчера вроде было мое ночное дежурство?
– Вроде.
– Извини, так уж получилось.
– А так они оторвали от кровати мою задницу, да еще, между прочим, прямо посредине весьма эротического сна. – Зия указала большим пальцем за спину. – Что это за здоровенный негр в коридоре?
– С бритым черепом, в темных очках?
– Он самый. Коп?
– Агент ФБР.
– Не познакомишь? В порядке компенсации за прерванный сон.
– Обязательно, – сказал я. – Пока он меня не арестовал.
– Можно и после.
Я улыбнулся. Зия присела на край кровати. Я быстро объяснил ей происходящее. Никаких идей по ходу рассказа у нее не возникло. Она не задала ни единого вопроса. Просто слушала, и это было именно то, в чем я нуждался.
Я как раз подошел к тому, что меня всерьез подозревают в убийстве жены, похищении собственной дочери и вымогательстве, когда зазвонил мобильный телефон. Мы оба – врачи все-таки – удивились, ведь мобильники в больнице – табу. Я поспешно поднес аппарат к уху.
– Марк? – это была Рейчел.
– Ты где?
– Гоняюсь за деньгами.
– Что-что?
– Все произошло, как я и думала. Они обыскали сумку, но датчика в купюрах не заметили. Сейчас я еду по набережной Гарлем-Ривер. Они примерно на милю впереди.
– Надо поговорить.
– Как там Тара? Вернули ее тебе?
– Это была ловушка. Они издали показали мне ребенка. Но к Таре он не имеет никакого отношения. |