Я выпрямился и задумался. На что Томас обычно обращал внимание?

– М-Я-Г и два В! – вспомнив, громко произнес я.

– Что? Это опасно? – Судья Мунк невольно отступил на шаг от кровати.

– Нет, – ответил я. – То есть, возможно, пока не знаю. Это первые буквы слов: Моча, Язык, Глаза и Внешний Вид, так легче запомнить. Это первое, на что следует обращать внимание, осматривая больного или покойника.

По-видимому, судья Мунк не нашел в этом ничего интересного. Одно за другим я приподнял веки покойного, чтобы осмотреть его глаза. Глазные яблоки лежали в глазных впадинах так, словно что-то давило на них изнутри, жилки проступали необычно четко, один глаз был ярко-красный, от зрачка до переносицы. Белок был желтоватый и черные кружки зрачков по величине были как последняя точка в Книге о Смерти.

– Непривлекательное зрелище, – заметил судья Мунк.

Я снова закрыл покойному глаза и расстегнул на нем рубашку. Под ней на Юстесене была шерстяная фуфайка; я разрезал ее ножом и распахнул. Кожа была бледная, покрытая мелкой красной сыпью, особенно в области solar plexus – солнечного сплетения. Я взял на кухне бокал, прижал его к сыпи, и она исчезла под этим давлением. На левой груди у него было коричневое пятно, величиной с детскую ладонь, я не мог понять, родимое это пятно, пигментное или что-то еще. Осторожно снова прикрыл его фуфайкой.

Потом я осмотрел штаны, они были влажные от мочи и между ногами сквозь ткань на простыню проступил кал. С этим можно подождать, решил я и поднял правую руку Юстесена. Пальцы были сильные, кожа – мозолистая, даже на тыльной стороне ладони. Грубые рабочие руки были чисто вымыты, однако в глубоких складках кожи темнела грязь. Ногти были короткие, обломанные от тяжелой работы. Я опустил правую руку и наклонился, чтобы поднять левую, которая была закрыта периной, Юстесен придавил ее своим телом, и мне пришлось немного повернуть его, чтобы освободить руку. Когда я подергал ее, за ней потянулся длинный тонкий кожаный лоскут, он запутался в пальцах, и рука застыла, сжимая его. Я разжал два пальца, вытащил лоскут, положил его на перину и внимательно оглядел руку, но не нашел ничего достойного внимания.

Следовало вернуться к М – моче и калу.

– Может быть, господин судья, хочет сам продолжить осмотр, тогда я подержу ему фонарь, – сказал я и отступил в сторону.

Судья Мунк замахал руками.

– Продолжайте, молодой человек, продолжайте! Я вижу, что вы прекрасно с этим справляетесь.

Я взял со стола бутылку и открыл пробку. Понюхал, в нос мне ударил резкий запах бренневина.

– Господин судья, не можете ли вы посмотреть, какие продукты имеются в этом доме?

Судья Мунк хотел что-то сказать, но передумал, поставил фонарь на стол и вышел из комнаты. Я расстегнул на покойном штаны и раскрыл их так, чтобы увидеть цвет и консистенцию кала. Он был светло-коричневый и скорее жидкий, чем твердый. Застегнув штаны, я потрогал пальцем мокрую ткань в паху, подошел к окну и понюхал палец. От него пахло едкой и горькой мочой. Я прикоснулся пальцем к кончику языка – тот же самый едкий и горький вкус.

Судья Мунк вернулся и сказал, что в мешке лежат сыр и хлеб, под потолком висят два круга колбасы, и еще в очаге стоит засохшая каша.

– И это все? Странно. – Я был удивлен.

Судья Мунк зажмурил глаза.

– А что тут странного? Обычные продукты. Они есть в каждом доме.

Я пожал плечами и взглянул на покойного.

– Если человек презрительно относится к логике и дедуктивному мышлению, ему трудно что-нибудь заметить.