Яна очень долго привыкала к подобному зрелищу, средневековый меч слева и современный пистолет справа. Кивнув, Яна тоже отправила меч в ножны и пошла следом за помощником воеводы. У ворот уже собирались люди, о чем-то шептались, увидев Владлена и Яну, почтительно пропустили к распахнутым настежь воротам.

— Что случилось? — спросил Владлен у Павла, стоящего в проеме и внимательно смотрящего в сторону леса.

Он только молча указал на тропинку, ведущую к воротам, по ней шли трое охотников. Четвертого несли на носилках. К ним уже спешили несколько караульных, чтобы помочь.

— Кто? — спросила Яна, хотя и так знала ответ: Стас все чаще уходил с охотниками, делами поселения управлял совет Клана и предводитель чувствовал себя ненужным, поэтому как рядович брался за любую работу.

— Стас, — ответил Павел.

— Он жив? — спросил Владлен.

— Еще не знаю, мужики пошли помочь, — подавленно ответил тот.

Видимо, люди, стоящие за спиной у дружинников, услышали, кого несут. По толпе пронесся горький шепот, в котором Яна без труда разобрала слова: «Вы слышали, Стаса несут, говорят, помер». Сердце девушки скрутило болью. Яна наблюдала, как подоспевшие дружинники приняли у уставших охотников носилки и медленно двинулись к воротам. А один просто понесся к ним, крича на ходу:

— Быстрее, доктора сюда!

Кто-то сорвался с места и побежал за Татьяной и Иванычем, который раньше был хирургом. Наконец, носилки достигли ворот, люди почтительно расступались, со страхом глядя на совершенно бледное, искаженное болью лицо главы Клана. Яна шла рядом с носилками, ей хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить, она дружинница, воин, а значит слезам не место. Под лечебницу выстроили отдельный дом, носилки с телом Стаса внесли внутрь, туда же вбежала Татьяна и запыхавшийся Иваныч. Пользуясь неразберихой, Яна скользнула следом, перехватив взгляд Владлена, который только молча кивнул.

— Как это случилось? — спросил он у Семена.

— Вечером встали лагерем километра в сороках выше по течению. Дежурил Стас, а потом пришли волки, несколько десятков. Мы таких еще не видели — огромные, шерсть черная, глаза, как угли, светятся. Стас приказал всем лезть на деревья. Он прикрыл нас заспанных. Пока мы раскачивались, он зарубил трех волков. Когда мы залезли, он полез следом, но один из волков вцепившись ему в сапог, стащил вниз. Мы стреляли, пока не убили их всех до последнего. Спустившись, мы обнаружили Стаса, его сильно порвали, камуфляж в клочья, через рваную рану на груди видны ребра, живот — сплошное месиво. С такими ранами не живут. Мы думали, он мертв. Но он застонал, и мы, как можно быстрее соорудив носилки, поспешили сюда. Думали, не донесем.

Владлен кивнул и пошел в лечебницу. Операция была в самом разгаре. Седой глянул на раны Стаса и понял, что Семен прав: с такими не живут. Тут даже Пирогову делать нечего. Разве, что боги вмешаются, хотя какие, на хрен, боги в мире, где нет ничего, кроме атеизма. Он сел рядом с притихшей Яной и, взяв ее за руку, совершенно невольно прочел мысли девушки, там была благодарность за поддержку. Девушка просто сидела и смотрела в одну точку, этой точкой для нее было лицо Стаса. Оно уже отличалось от того, с каким парня принесли в поселок. Перед операцией его накачали обезболивающими и теперь гримаса боли сошла с него. Владлену странно было видеть лицо своего друга таким спокойным, он привык, что Стас всегда чем-то занят, чем-то озабочен. А сейчас он лежит на столе, над ним склонился Иваныч со скальпелем в руке, а Стас бледный и спокойный. «Будь он в сознании, наверное, советовал, как и что с ним делать», — невольно подумал Владлен.

— Шли бы вы отсюда, — спустя три часа, произнес Иваныч уставшим голосом.