|
Потом еще один удар, это Владлен сходу протаранил баррикаду. К счастью, кто-то придумал прикрепить нож от бульдозера впереди машины, и именно этот нож сшибал все препятствия. И тут их догнала взрывная волна, а следом полная злобы и ненависти волна ужаса. Сердце Стаса замерзло в одно мгновение. Он видел, как машина вильнула в сторону и, медленно покатившись, уткнулась во что-то твердое, удар был силен. Стас рухнул грудью на пулемет, точно так же, как и предыдущий стрелок. Теперь он знал, что случилось со всеми этими людьми, и почему истрачено так мало патронов. Он только не успел узнать, как выглядит то, что заставило его умереть от страха. Свет померк, и Стасом овладела холодная тьма. Он видел свое прошлое, он видел все то, что хотел забыть:
Ему снова пять лет, отец бьет мать по лицу. Красивая, еще не старая женщина, падает, а он продолжает лупить ее ногами. Ему семь, отец пьяный валяется в луже перед подъездом, а Стас пытается его поднять. Одиннадцать. Стасу зашивают рваную рану на ноге, шьют без наркоза, слезы катятся по щекам мальчишки. Но он молчит. Тринадцать. Он идет за гробом друга, забитого насмерть в подворотне подонками. Он уже не плачет, но страх и боль все сильнее стискивают сердце. Пятнадцать. Его бьют те же парни, что убили его друга, бьют ногами, он пытается прикрыть лицо, но его бьют по рукам, а когда не остается сил закрываться, бьют по лицу, превращая его в кровавую маску. Это расплата за правду. За два года, проведенные в колонии, эти подонки стали еще более жестокими. Угасающим взором, лежащий на земле парень, видит, как мимо равнодушно идут прохожие. Опять пятнадцать, он смотрит в зеркало на свое лицо, его только что выпустили из больницы, понадобилось три пластических операции, чтобы собрать его заново. В глазах бушует пламя мести. Подонки опять остались безнаказанными, а значит, пора привести закон в соответствие с моралью. Все те же пятнадцать. Он стоит и смотрит, как горит деревянный дом, в котором заперты его обидчики. Но они даже не почувствуют огня. Они пьяны и обколоты. Собаке — собачья смерть. А Стас стоит и смотрит на языки пламени, вырывающиеся из окон. До пожара всего тридцать метров, он наблюдает за ним с крыши, стоящей рядом пятиэтажки. А за спиной стоит девушка… Стоп! Не было девушки, он был один! Стас пытается обернуться, но не может, а она, наоборот, кладет ему на плечо руку. И страх содеянного отступает. Ему семнадцать, отец валяется в ванной, он мертв, захлебнулся в пьяном бреду. И снова за спиной девушка, и снова страх отступает. Стасу двадцать, он стоит у окна и смотрит, как полыхает его город, страх сжимает сердце ледяными тисками, оно уже перестало биться, ноги подкашиваются, в глазах мутная пелена. И тут ему на плечо снова кладут руку, сердце нехотя начинает биться, взгляд мутный, но он видит прямо перед собой расплывчатый девичий образ, длинные вьющиеся пшеничные волосы, зеленые глаза. — Яна, — со стоном произносит он, — как я рад, что ты жива, я всегда знал, что все это сон. Но образ тускнеет, взгляд проясняется, рядом с ним стоит Владлен и аккуратно теребит его за плечо. — Черт, это был всего лишь сон, — разлепив ссохшиеся, потрескавшиеся губы произносит он. — Это был не сон, — мотнув головой и протягивая Стасу бутылку с водой, говорит шепотом Владлен. — Где я, что случилось? — сделав несколько глотков, спросил Стас. — Мы в сорока километрах от Тобольска. Пришлось из города спешно сматываться. Нам еще повезло, что это было одно. Тебе достался основной удар, но ты парень крепкий, выжил, а вот Володе, которому досталось всего ничего, не повезло. Помер он. Мгновенно. Я был в отключке секунд сорок, но если бы был не седым, то обязательно бы им стал. Жутко все это. Теперь понятно, как умерли все эти люди на складах. |
