Он поправил свои темные очки, которые не могли до конца прикрыть лиловый фонарь, до сих пор украшавший его лицо.

«Чарди, должно быть, врезал ему от души», – подумал Майлз.

Да, Чарди, характер у тебя явно не сахар. Подбить глаз Джо Данцигу! Бог ты мой!

Обезображенное лицо Данцига, вполне естественно, породило настоящий вал толков, лишь усугубившийся после того, как один фотограф застал бывшего госсекретаря врасплох и снял его крупным планом, а фотографию продал в «Тайм», где ее напечатали в рубрике «Люди» под заголовком: «Данциг и его карманный „фонарь“».

Вскоре после этого политик выступил с заявлением, что попал в небольшую автомобильную аварию, в которой, к счастью, не получил никаких серьезных травм. Этому, разумеется, никто не поверил. Непомерное эго и сластолюбие Данцига вкупе с его страстью к молодым замужним женщинам было слишком хорошо известно, так что не требовалось развитого воображения, чтобы придумать ситуацию, в которой он мог обзавестись таким фингалом.

– Вы прекрасно справитесь, Майлз, я в этом уверен, – продолжал Данциг.

– Спасибо. Я буду стараться, это точно.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Мне очень повезло, что я не пошел ко дну вместе с Сэмом.

– Вы из тех, кто всегда выходит победителем, Майлз. Я сразу это понял.

Ланахан кивнул. Да. Это действительно было так. Он был наделен истинным талантом всегда выходить сухим из воды.

– Послушайте, я хотел бы поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали, – сказал Майлз.

– Пустяки. Прошу вас. Мне даже неловко. А вот и «Марго»!

Вино разлили. Майлз наблюдал за тем, как Данциг принял протянутый ему бокал, сделал крошечный глоток и одобрительно кивнул.

– Неплохо, – сказал он, не глядя на официанта.

Бокал Майлза уже наполнили; он сделал глоток напитка. Вино действительно было отменное. Должно быть, эта мысль отразилась у него на лице.

– Это «Шато-марго» урожая семьдесят седьмого года. Очень хорошее вино.

– Боже, оно великолепно, – сказал Ланахан.

– Майлз, я тут подумал… Последние несколько недель стали для меня настоящим испытанием. Они заставили меня ответить на множество важных вопросов. Например, хочу ли я провести остаток своих дней, бездарно прожигая жизнь ради собственного удовольствия?

– Я уверен, что не хотите, – сказал Майлз, ломая голову, куда клонит его собеседник.

– Я ведь все-таки сравнительно нестарый человек. Я считаю, что еще многое могу отдать обществу.

– Да, сэр. – Майлз сделал еще один небольшой глоточек вина.

– Возможно, мне захочется активно участвовать в делах на некотором уровне – официально или неофициально. Вы меня понимаете?

Ланахан не понимал. Но потом все же понял. Ну разумеется, он понял. Внезапно он сообразил, что ему предлагают заключить альянс. Так вот как делаются такие дела: ты помогаешь мне, а я тебе. Но что он может…

Он может очень многое. Теперь он это понял. Очень многое.

– Да, – сказал он. – Я согласен с вами, доктор Данциг. И я хочу, чтобы вы знали, что можете во всем на меня рассчитывать.

Данциг поднял свой бокал, помолчал секунду. Казалось, он что-то обдумывает.

– Майлз, – провозгласил он, – за будущее. Знаете, оно действительно принадлежит нам.

В тот же день примерно в двух тысячах миль южнее состоялся еще один конфиденциальный разговор, хотя и менее роскошно обставленный, в котором участвовали два других действующих лица истории с курдом.