Чашка упала и разбилась, стукнувшись о металлическую ножку садового стула. Миссис Жийа ахнула, нагнулась, чтобы поднять осколки. Отошла, взяла с подноса голубую чашку и блюдце и поставила их на стол. Переложила пенковую трубку, придвинула поближе к блюдцу. Взяла чайник, налила чаю и отошла.
Теперь за столом никого не было. Инес тоже давно ушла. Она разговаривала с дедом.
«Ничего не понимаю, – сказал себе мистер Саттерсвейт. – Что-то здесь должно произойти. Но что здесь должно произойти?»
Стол с разноцветными чашками и… конечно, Тимоти с его блестевшими на солнце рыжими волосами. Волосами того же оттенка, такими же волнистыми, как у Симона Жийа. Тимоти вернулся, постоял, нерешительно глядя на стол, и направился к стулу, перед которым рядом с пенковой трубкой стояла голубая чашка.
Вернулась Инес. Она неожиданно рассмеялась и сказала:
– Тимоти, ты взял не ту чашку. Голубая моя. А твоя красная.
– Не говори глупостей, Инес. Я прекрасно знаю, какая чашка моя. Ты пьешь без сахара, а у меня с сахаром. Чепуха. Это моя чашка. Да вот и трубка на месте, – отозвался Тимоти.
Мистер Саттерсвейт вздрогнул от неожиданности. Его будто пронзило. Не сошел ли он и впрямь с ума? Разыгралось воображение? Что здесь и впрямь происходит?
Он поднялся. Быстро направился к столу и, едва Тимоти поднес чашку к губам, крикнул:
– Не пей! Не пей, тебе говорят!
Тимоти с изумленным лицом оглянулся. Мистер Саттерсвейт опустил глаза. Поднялся и подошел испуганный доктор Хортон.
– В чем дело, мистер Саттерсвейт?
– Что-то с чашкой. Тут что-то не так, – сказал ему мистер Саттерсвейт. – Не позволяйте молодому человеку из нее пить.
Доктор Хортон воззрился на чашку.
– Но, дорогой мой…
– Я знаю, что говорю. У него была красная, – проговорил мистер Саттерсвейт, – но она упала и разбилась. Ему поставили вот эту, голубую. А он не различает синее и красное, не так ли?
Доктор Хортон озадачился.
– Не хотите ли вы сказать… Не хотите ли… Так же, как Том?
– Как Том. Том не различает цвета. Вы ведь знаете об этом, не так ли?
– Конечно, знаю. Об этом все знают. Сегодня он опять в разных шлепанцах. Том не видит, где красное, где зеленое.
– Молодой человек тоже.
– Но… Но это невозможно. Роланд… Роланд прекрасно различает цвета.
– Немного странно, не так ли? – сказал мистер Саттерсвейт. – Кажется, я правильно понял: дальтонизм. Ведь это так называется?
– Да, именно так.
– Женщины, как правило, не страдают дальтонизмом, но передается он именно по женской линии. Значит, хотя Лили прекрасно различала цвета, ее сын, скорее всего, должен был бы унаследовать этот недостаток.
– Но, дорогой мой Саттерсвейт, Тимоти – сын Берил, а не Лили. Сын Лили – это Роланд. Я понимаю, они довольно похожи. Рост, цвет волос и все такое… Возможно, вы просто их спутали.
– Нет, – сказал мистер Саттерсвейт. – Ничего я не спутал. Я все понял. И вижу сходство. Роланд – сын Берил. Ведь, когда Симон женился во второй раз, дети были еще совсем маленькие, не так ли? Женщине, на попечение которой оставлены два младенца, поменять их местами нетрудно, особенно если оба рыжеволосые. Сын Лили Тимоти, а Роланд – сын Берил. Берил и Кристофера Эдена. Иначе от кого бы мальчик унаследовал дальтонизм? Я все понял. Уверяю вас, так оно и есть.
Доктор Хортон перевел взгляд на Тимоти, который, не слыша их разговора, все еще стоял, изумленный, с голубой чашкой в руках.
– Я видел, как она покупала эти чашки, – продолжал мистер Саттерсвейт. |