– Я пойду к ним! – сказал он твердо, без тени былых сомнений и тревог.
Гуг Хлодрик отвернулся от него и прохрипел через плечо:
– Ты пойдешь на смерть. Иди, Иван, раз уж тебе не терпится сдохнуть. Иди!
В бункере стало тихо. Только Хар все сопел и пускал лиловые пузыри. Но и он вдруг замер, напрягся, поднялся на четвереньки, тряхнул совсем по‑собачьи кудлатой и ушастой головой, подошел на полусогнутых к «подполу»
и завыл.
– Ну чего там? – недовольно поинтересовался Кеша.
– Сбежал, – по‑людски ответил оборотень Хар.
Кеша быстро подошел к люку, заглянул вглубь. Креженя в «подполье» не было.
Часть первая. СКИТАЛЕЦ
До этого дня Ивану не доводилось видеть столь близко Верховного Правителя Великой России. Да и желания у него особого не было, хватало лицезрения главы советов по визорам и инфограммам. Теперь обстановка изменилась. Он рискнул. Он не мог не рискнуть. Яйцо‑превращатель лежало у Ивана в нагрудном кармане‑клапане повседневного и привычного комбинезона, выгоревшего еще на Гадре. Иван специально нарядился в старую, рабочую одежду – не пировать шел и не любезностями обмениваться. Он оторвал превращатель от шеи всего за несколько секунд до того, как Правитель вошел в собственный кабинет. Немногим ранее, и застал бы тот в огромном старинном кресле своего двенадцатого или пятнадцатого помощника по общим вопросам. Да, Иван пошел на хитрость, он не имел больше права обивать пороги приемных, просить о встречах и аудиенциях. Или его поймут сейчас. Или никогда.
Правитель досиживал в тихости и благости уже третий, последний срок– без малого четырнадцать лет «у руля». Бьш он еще не стар, если верить публикуемым данным – восемьдесят три, расцвет сил. Но при ближнем рассмотрении оказался он пониже, пожиже, чем виделся с экранов. Редкая полуседая шевелюра, большой мясистый нос, подернутые дымкой выцветшие глаза, выгоревшие, а может, и с рождения рыжеватые брови, толстые подрагивающие губы. Сутулый, чуть косящий, прячущий левую руку в кармане двубортного пиджака нестареющего покроя, чуть прихрамывающий и вообще, какой‑то нескладный, перекошенный, нервный.
На Ивана он поглядел отсутствующим взглядом, встрепенулся с опозданием, когда проходил мимо огромного резного стола. И сразу же потянулся к хрустальной панели, окаймляющей массивную столешницу, там была сигнализация.
– Не извольте беспокоиться, – учтиво сказал Иван.
– Поломалась? – выгнув бровь, поинтересовался Правитель. Он совсем даже не был напуган.
– Нет, эти штуковины не ломаются, вы запамятовали, и кстати, ими можно управлять мысленно.
– Проклятый склероз, – как‑то странно процедил Правитель и с прищуром, из‑под нервно разлохмаченных бровей взглянул на Ивана.
Тот сразу понял свою оплошность – движение этого кособокого хромца было явно не случайным, а было оно отвлекающим. Черт возьми! Так опростоволоситься... и кому?! десантнику, прошедшему сквозь ад сотен планет!
Иван чуть двинулся, всего лишь попытался переменить позу. Но не смог. Незримое поле словно слоем льда сковало его в том положении, которое он успел занять минуту назад на столь же резном как и стол кресле, жестком и высоком, нещедро обитом темно‑коричневой грубой кожей.
Правитель сокрушенно развел руками.
– Вам же тут не положено находиться, а вы... расселись, понимаете ли. Так что уж не обессудьте, э‑э, молодой человек, потерпите. Кому следует проверят все... и отпустят вас... потом.
– Я пришел к вам! И только к вам! – решительно заявил Иван. Язык ему повиновался, а это было главным.
– Не надо, не тратьте сил и времени, – Правитель придвинулся совсем близко. |