Что ж, теперь они подошли к сердцевине проблемы. Слоан отодвинул поднос и подошел к окну. Надо же, сегодня праздношатающихся пруд пруди!

Он повернулся к Саманте. Она попыталась откинуть со лба волосы, но они упрямо поднимались светлым ореолом вокруг ее лица. Слоан представил ее сидящей так каждый вечер до конца его дней, и сердце его екнуло. Господи, лишь бы не ошибиться!

– Не знаю, смогу ли я объяснить тебе, – начал он. – Я говорил как-то, что защищал тебя, ты же сказала, что я защищал себя. Может быть, мы оба были правы. Ты ничего не знала тогда обо мне, ты не любила меня. Я открыл тебе секреты твоего тела и, похоже, этим очаровал. Мне хотелось просто всегда иметь тебя под рукой и защищать от слухов, пока бы ты не прозрела.

Саманта глотнула воды.

– Спасибо за заботу, – сказала она грустно. – Я бы запустила в тебя чем-нибудь, только наверняка ты себя оцениваешь еще ниже. Непонятно, правда, почему. Обладать «двухразовой» женой – еще не повод рвать на себе волосы.

Слоан сунул руки в карманы и прислонился к стене.

– Просто я еще не все тебе рассказал. Гарри Андерсон где-то поблизости, и он, вероятно, не прочь восполнить этот пробел. Но лучше ты услышишь все это от меня, даже если потом я потеряю тебя навсегда. Сейчас я по крайней мере знаю, что твой отец рядом и позаботится о тебе.

Саманта отодвинула поднос, подобрала под себя ноги и сложила руки на коленях.

– Лучше уж сразу сознайся, что ты ограбил банк или убил кого-нибудь, если надеешься так просто от меня избавиться.

Слоан болезненно стиснул зубы.

– Хуже. Я убил, и убил не чужого мне человека.

Я убил собственного сына.

Глаза ее широко распахнулись от ужаса, и Толботт отвернулся. У него не хватало мужества смотреть, как его будущее превращается в пепел.

Глава 42

– У тебя был сын? – Саманта перевела дыхание. Она видела, как плечи человека, стоящего у окна, свело от боли. Слоан застыл как статуя, и казалось, если его толкнуть, он тотчас упадет. Ей не хотелось его толкать, ей хотелось его любить. Но она тут же вспомнила, что ее чаяния никогда не оправдывались.

С минуту Слоан молчал. По всей видимости, ответ дался ему с трудом.

– Я считал, что, как только у нас появится ребенок, Мелинда успокоится. Мелинда же думала, что, имея наследника, я оставлю ее в покое. Поняв, что беременна, она перестала спать со мной. После этого наши отношения совсем ухудшились: я не особенно сдержан и не слишком стараюсь кого-то понять.

Саманта хмыкнула, соглашаясь. Он совсем сгорбился и продолжил, глядя в окно:

– Мы постоянно ссорились. Я думал, причина ее неудовлетворенности – Гарри, и приказал ему держаться от нее подальше. Вместо этого они все время прятались за моей спиной. Не мог же я выбросить ее из дома! Не мог даже шантажировать, и они оба прекрасно знали это. Я запил, чтобы убежать от тревоги и гнева. После рождения ребенка все ненадолго нормализовалось. Отношения с Мелиндой ограничивались постелью, а для души у меня был сын. Я даже подумывал, не купить ли практику доктора, склонного к уединению, и пил уже не так много.

Толботт в конце концов повернулся к ней лицом. За окном темнело, но никто из них не зажег лампы. Саманта не знала, как к нему подойти, если ей вообще это суждено. Слоан любил сына, он не мог хладнокровно убить его.

Саманта молчала. Слоан что-то пробурчал и опустился в кресло, вытянув перед собой длинные ноги.

– Откуда-то приехал Гарри, и Мелинда взялась за прежнее. Ссоры возобновились, она перестала спать со мной. Каждый вечер она объезжала весь город. Сыном же не занималась вовсе. Я снова запил. Мы, наверное, были самыми паршивыми родителями. Однажды я вернулся домой раньше обычного и застал в гостиной полуодетую Мелинду в объятиях Гарри.