Крабтри улыбнулся.

— В таком случае тебе предстоит проделать гораздо более долгий путь, чем мне.

— Да иди ты к черту, — сказал я, вытягивая сигарету из пачки, лежащей в нагрудном кармане его рубашки.

Пока мы пили кофе, я рассказывал о себе и моих странствиях по дорогам Америки, щедро приукрасив повествование откровенными деталями, касающимися моего богатого сексуального опыта. Я почувствовал, что разговор о девчонках приводит Терри в некоторое смущение, и спросил, есть ли у него подружка, но он отвечал неохотно, отделываясь какими-то невнятными фразами. Я не стал настаивать и, быстро переключившись на другую тему, начал вспоминать историю Альберта Ветча. Мой рассказ глубоко тронул его.

— Итак, — произнес Крабтри с торжественным видом и, сунув руку в карман пальто, достал тонкую книжечку в потрепанной желтовато-коричневой суперобложке. Он протянул книгу через стол, держа обеими руками, словно это была чашка, до краев наполненная горячим чаем. — Ты, должно быть, видел это издание.

Это был сборник из двадцати рассказов Августа Ван Зорна, выпущенный издательством «Аркхэм Хауз».

— «Загадки Планкеттсбурга и другие истории», — прочел я название книги. — Когда она вышла?

— Года два назад. Они специализируются на таких вещах.

Я полистал плохо сброшюрованные страницы книги, которую Альберту Ветчу так и не довелось подержать в руках. На обложке были помещены восторженные отзывы неведомых критиков и четкая черно-белая фотография автора: мужчина в очках с зачесанными назад волосами — невзрачное лицо человека, который много лет сопротивлялся собственной судьбе, сидя в маленькой комнате в башне отеля «Макклиланд» один на один с серой пустотой, заполнявшей его повседневную жизнь, со своими страданиями и сомнениями и разрушающим душу и тело недугом, который я называю синдромом полуночника. Но на фотографии ничего этого вы не могли видеть, здесь он выглядел очень спокойным, даже красивым, его волосы были слегка растрепаны — прическа, вполне соответствующая образу ученого, занимающегося творчеством Уильяма Блейка.

— Оставь книгу себе, — сказал Терри. — Думаю, это будет справедливо, учитывая твое близкое знакомство с автором.

— Спасибо, Крабтри. — Я почувствовал внезапный прилив нежности к этому щуплому парню с его кашемировым шарфом и напускным высокомерием. Со временем его надменность утратила столь явный характер наигранности и превратилась в естественную манерность, которая отнюдь не всегда вызывает восторг окружающих. — А что, — усмехнулся я, — может быть, в один прекрасный день ты станешь моим редактором?

— Может быть, — сказал он. — Ты нуждаешься в хорошем редакторе, это уж точно.

Мы улыбнулись друг другу и скрепили наш договор рукопожатием. В следующую секунду у меня за спиной возникла та самая девушка, которую я так старательно избегал последние несколько месяцев, и вылила мне на голову кувшин ледяной воды, утопив не только мою репутацию любимца женщин, но и книгу Августа Ван Зорна; во всяком случае, в моих воспоминаниях гибель книги выглядит именно так.

Щетки бегали по ветровому стеклу машины, исполняя свой привычный танец, пока мы, припарковавшись на Смитфилд-стрит, покуривали травку и дожидались, когда моя третья жена Эмили покажется в дверях «Бакстер-билдинг» — двадцатиэтажной стеклянной коробки, где она работала составителем объявлений в рекламном агентстве. Главным клиентом «Ричард, Рид и К⁰» была известная фирма, специализирующаяся на производстве польских колбасок, которые славились своими поражающими воображение размерами, что значительно облегчало задачу составления рекламных слоганов, но одновременно требовало от автора чрезвычайной деликатности в выборе слов и сравнений.