Изменить размер шрифта - +
» Мы присоединились к его реальности, так что он начал нам доверять. Затем мы дали ему задание – определить, какую часть его переживаний остальные люди в палате могут принять. Мы не говорили ему о том, что реально, а что нет, а просто попросили назвать те переживания, которые другие люди могли бы с ним разделить. И тогда он научился – как научается ребенок, говорить о тех частях реальности, которые являются либо социальными приемлемыми галлюцинациями, либо чем-то, что люди хотят видеть, слышать или чувствовать… И это – все, что ему было нужно, чтобы выписаться из больницы… Сейчас у него все нормально. Он все попрежнему пьет кровь из чашки, но делает это в одиночестве… Большинство психотиков именно тем и отличаются, что не умеют отличать разделяемую реальность от неразделяемой.

Мужчина: Но многие психиатры тоже не умеют делать этого, когда работают с психотиками.

Очень многие люди не умеют этого делать, насколько мне известно, единственное различие состоит в том, что у психиатров есть другие психиатры, которые разделяют их реальность, так что получается хоть немного, да разделяемая реальность. Я много раз подшучивал над тем, как гуманистические психологи обращаются друг с другом, когда собираются вместе. У них есть много ритуалов, которых нет, напрмер, в электронной компании. Электронщики, приходя утром на работу, не держат друг друга за руки, и не смотрят пристально друг другу в глаза в течении 5 минут. И когда кто-то из них видит, как другие это делают, то говорит: «Ну и ну! Странно!» И гуманистические психологи думают, что электронщики люди холодные, бесчувственные, бездушные. Для меня обе эти реальности – психотические, и я не знаю, какая из них является более сумасшедшей. Но если вы будете говорить о разделяемой реальности, то электронщики окажутся в большинстве.

Вы имеете выбор тогда, когда можете переходить из одной реальности в другую. И иметь взгляд на то, что происходит. Самые сумашедшие вещи происходят тогда, когда гуманистический психолог приходит проводить семинар в организации и не меняет своего поведения. Неспособность приспосабливаться к иной реальности является, насколько я знаю, самым ярким признаком психоза.

Терапевты также чувствуют буквы. Я не думаю, что это является более странным, чем пить кровь из чашки. Куда бы я не пошел, люди говорят мне, что они чувствуют себя О и К (ОK). Это действительно странно. Или же спрашиваешь человека: «Как ты себя чувствуешь? а он отвечает: «Неплохо». Вдумайтесь, это ведь очень глубокое утверждение: «Я чувствую себя неплохо». Но ведь это не чувство. Так и ОК.

Один из наиболее мощных инструментов для коммуникатора – это умение различать свое восприятие от своих галлюцинаций. Если вы можете с ясностью отличать, какую часть вашего опыта вы выносите изнутри наружу, в противоположность тому, что вы действительно получаете из нее с помощью ваших сенсорных аппаратов, вы не будете галлюцинировать тогда, когда вам это не полезно. В действительности, необходимым галлюцинирование не бывает никогда. Любой результат психотерапии вы можете получить, не галлюцинируя. Вы можете оставаться только при своем сенсорном опыте и быть очень эффективным, творческим и сильным психотерапевтом.

Чтобы добиться исключительных успехов в коммуникации, вы нуждаетесь только в трех вещах. Мы открыли, что в поведении психотерапевтических корифеев (и талантливых руководителей, продавцов) существуют три основных стереотипа: Первое, Они знают, какого результата хотят добиться. Второе. Они достаточно гибки в своем поведении. Вы должны уметь генерировать у себя множество поведенческих реакций, чтобы добиться от человека такого ответа, который вам нужен. Третье. Они обладают достаточным сенсорным опытом для того, чтобы заметить, получили ли они ответ, которого добивались. Если вы обладаете этими тремя способностями, то можете варьировать свое поведение до тех пор, пока не получите нужный ответ.

Быстрый переход