Восемнадцатилетняя Лауретта жила вместе с мужем, двадцатичетырехлетним Джованни Пеллиццари. Поженились они всего год назад. Лауретта вносила свою лепту в семейный бюджет, продавая в городском саду лимонад. Что касается Джованни, то он, если можно так выразиться, занимался тем же ремеслом, что и Альдо, то есть в основном водил иностранцев по Неаполю, но не брезговал также и множеством других мелочей, неособенно, правда, приветствуемых законом.

Рокко Эспозито, муж Джельсомины, казался слишком высоким для неаполитанца, и, если бы не соседство Марио, он бы наверняка прослыл болтливым. Унаследовав от какого-то предка пьемонтца страсть к изготовлению всяческих поделок, а от отца – непреодолимую лень, Рокко пытался как-то примирить эти взаимоисключающие склонности, стряпая уродливые и дешевые неаполитанские «сувениры» и предлагая их не слишком взыскательным иностранцам. Он обожал свою Джельсомину и глубоко страдал, что у них нет детей.

Дино Гарофани, младший брат Марио, резко отличался от прочих членов семьи. Ростом чуть ли не метр восемьдесят, сухой как палка, он к тому же и говорил крайне мало, но уж если решался открыть рот, его советы на поверку всегда оказывались превосходными. Упорный труженик, Дино был занят тяжким рыбацким трудом. Он мечтал уж если и не разбогатеть, то по крайней мере скопить что-то на черный день – желание, совершенно непонятное родне. Жил Дино особняком. Работа заставляла его подниматься чуть свет, а потому и ложиться пораньше, и в результате Дино виделся с домашними разве что за ужином. Рыбака все любили, но немного побаивались. Многих смущало, что Дино так и не обзавелся женой, но мужчины объясняли эту странность крайним эгоизмом и любовью к независимости. Более романтичная Серафина шепотом говаривала, что в жизни ее деверя есть некая тайна и он якобы верен какой-то давней любви. Но никто так никогда и не рискнул расспросить самого Дино, чьи редкие вспышки почти безмолвного гнева приводили родню в трепет. Каждый почел за лучшее не касаться столь деликатного вопроса.

В целом же, несмотря на ужасающую тесноту, весь этот народец, толкущийся по вечерам в четырех маленьких комнатках и кухне, жил в величайшей гармонии, и никто не припомнит ни единой мало-мальски серьезной ссоры между ними, если не считать, конечно, давнего, но грандиозного скандала, вспыхнувшего перед женитьбой Лауретты и Джованни.

Года за полтора до описываемых событий кумушки Сан-Маттео предупредили Серафину, что ее дочь завела роман с Джованни Пеллиццари. Между тем если синьора Гарофани и смотрела с полнейшей снисходительностью на художества старшего сына, то репутацию дочери блюла неукоснительно. Услышав такое, она решила последить за Лауреттой и вскоре убедилась, что та действительно встречается с Джованни. Пылкость поцелуев молодых людей красноречивее всяких слов сказала почтенной матроне, что ее крошке в этой истории терять почти, а то и вовсе нечего. Это потрясло ее до глубины души. Серафина вернулась домой в дикой ярости, тем более страшной, что она, против обыкновения, не сопровождалась ни криками, ни слезами. Когда Лауретта пришла домой и, как обычно, подставила матери щеку для вечернего поцелуя, та для начала отвесила ей такую оплеуху, что девушка шлепнулась на пол, от удивления даже не вскрикнув. Остальные, не понимая, в чем дело, и на мгновение остолбенев, бросились было на помощь, но Серафину уже было не остановить.