|
Коллективный разум человечества создает темный и противоречивый мир, в котором обитают и наши враги, и наши союзники. И мы создаем ряд иных мистических существ – не темных, не страшных, являющихся просто приятными продуктами нашего воображения, – всех этих Санта-Клаусов, Братцев Кроликов, Джеков Фростов, Песчаных Людей [Санта-Клаус – переосмысленный фольклорной традицией образ покровителя детей (но не только – еще и странствующих и путешествующих, моряков, сирых и убогих и т.д.), Святого Николая (в православной традиции – Николая Чудотворца), исторически восходящий к епископу городов Миры и Ликия Николаю Мирликийскому (260 – 343). Братец Кролик – персонаж памятных многим с детства «Сказок дядюшки Римуса» американского писателя-фольклориста Джоэла Чандлера Харриса (1848
– 1908). Джек Фрост – это наш Дед Мороз, Мороз Красный Нос, который в американской фольклорной традиции с Санта-Клаусом не совпадает. Наконец, Песчаный Человек – сказочный персонаж, приходящий к неугомонным детям и сыплющий им песок в глаза, чтобы они уснули, – американский фольклорный вариант андерсеновского Оле-Лукойе.] и многих, многих других. Мы не просто творим эти существа мыслью – мы еще и верим в них более или менее искренне и глубоко. Мы видим их, общаемся с ними, они обретают для нас реальность. Отчего, если не из страха перед встречей с подобными существами, крестьяне средневековой Европы запирались с приходом ночи в своих хижинах, отказываясь покидать эти не слишком надежные убежища? Почему многие из наших современников боятся ночи и темноты, если не из страха встретиться с ними во тьме? Нынче мы редко вспоминаем об этих обитателях ночи, но древний страх все еще жив, что доказывается верой в такие явления, как летающие тарелки. В наш просвещенный век говорить об оборотнях и привидениях считается ребячеством, тогда как верить в технические призраки вроде летающих тарелок – в порядке вещей. Что мы знаем об абстрактном мышлении? Приходится признать: ничего. Насколько я понимаю, существует вероятность, что оно имеет электрическую природу, основано на некоем энергетическом обмене, поскольку физики уверяют, будто любые процессы имеют энергетическую основу. Но что мы, в сущности, знаем об электричестве или энергии? Если на то пошло, что мы знаем вообще? Известно ли нам, как устроен атом и почему он устроен именно так? Может ли кто-нибудь объяснить, как происходит то осознание себя и окружающего мира, которое и отличает живую материю от неживой? Говоря о процессе мышления, мы подразумеваем некую умственную деятельность и слушаем досужие измышления физиков о том, что энергетический обмен имеет к ней какое-то отношение. Но знаем мы о процессе мышления не больше, а скорее – даже меньше, чем знали об атоме древние греки. По общему признанию, честь первым выдвинуть атомистическую теорию принадлежит жившему за четыре столетия до Христа Демокриту – и это, несомненно, было колоссальным успехом познания; но Демокритовы построения чрезвычайно далеки от наших представлений об атоме, хотя и мы разбираемся в этом отнюдь не до конца. Так вот, сегодня мы рассуждаем о процессе мышления так же, как во времена Демокрита любили подискутировать об атомах греки; по крайней мере, с тою же степенью понимания. Признаться, мы всего лишь произносим слова, не объясняющие сути явления. Кое-что мы знаем о результатах мышления. Все, чем располагает сегодня человечество, есть именно результат интеллектуальной деятельности. Но это – результат воздействия мысли на человеческое существо, который можно уподобить воздействию пара на механизм, заставляющему двигатель заработать. Можно задаться вопросом: что происходит с паром, произведшим свою работу? Куда он девается? По-моему, столь же логично поинтересоваться, что происходит с мыслью, оказавшей уже свое воздействие, – с этим энергетическим процессом, который, как утверждают, необходим, чтобы произвести мысль. |
