Тем не менее именно начало 1980-х отмечено парадоксальным всплеском издательского интереса к Вяземскому в СССР: двухтомник 1982 года, сборник критики 1984-го, том в серии «Библиотека поэта» 1986-го, и это не считая изданий для детей.

Наконец, примерно с 1987 года начинается новая эпоха в восприятии Вяземского-поэта. В новом издании вышеупомянутого энциклопедического словаря в коротенькой справке гнев сменили на милость: «поэзия воспоминаний, трагич. мотивы; придерживался консерват. общественных взглядов». Мало-помалу Вяземский признается крупным и самодостаточным явлением, появляется даже литературная премия его имени; растет число современных поэтов, которым Вяземский близок и дорог (среди них Иосиф Бродский, который признавал Вяземского одним из своих главных учителей и, по-видимому, именно у него перенял жанр «большого стихотворения»). Вместе с тем приходится сталкиваться и с противоположными мнениями — есть люди, печатно называющие Вяземского чуть ли не графоманом, в крайнем случае — забытым поэтом второго ряда, не создавшим ничего значительного… И снова вырабатываются штампы, без них, похоже, никак: если раньше основной упор в творчестве князя делался на сатирические жанры, то теперь вершиной его достижений считается лирика 70-х годов. Все чаще и чаще приходится слышать о том, что Вяземский — своего рода «русский анти-Рембо: средний поэт поначалу, гениальный — после»: пустое раннее творчество, очень долгое созревание и в последние годы жизни — целый ряд шедевров…

Да, небрежные миниатюры, вышедшие из-под пера несчастного, измученного болезнями и смертями близких старика Вяземского и не увидевшие света при жизни автора, по праву входят теперь во все антологии русской поэзии XIX века. Они близки и понятны современному читателю — как проблематикой, так и стилистическим строем. Но утверждать, что эти миниатюры были вершиной всей поэтической судьбы князя, ни в коей мере нельзя. Равно как нелепы были и заявления о том, что талант Вяземского ярче всего проявил себя в «Негодовании» и эпиграммах. Разве возможно представить себе Вяземского и русскую поэзию без великолепных дружеских посланий 10-х годов, без «Первого снега» и «Уныния», без «Прощания с халатом», «Моря», «Черных очей»? А «Леса», «Родительский дом», «Два ангела» (два стихотворения под таким названием), «Утешение»? Разве это не вершины для Вяземского?.. Да и сам термин «поздняя лирика Вяземского» требует к себе более тщательного подхода. Безусловно, проникнутые «едкой горечью» стихи 70-х были логическим завершением творческого пути поэта — но они замыкали собой длинную цепочку тем и ассоциаций, которая тянулась на протяжении пятидесяти — шестидесяти лет. Мотивы, характерные для старческих стихов Вяземского, впервые возникли в его творчестве уже в конце 10-х годов, а в начале 30-х заявляли о себе в полную силу («До свиданья», «Предопределение», «К старому гусару», «Тоска», «Жизнь и смерть»). Имея это в виду, можно сказать, что «поздняя лирика» еще совсем не старика Вяземского берет свое начало при жизни Пушкина…

Несколько раз за долгую свою судьбу Вяземский был «в зените» поэтического творчества. Менялся вместе со временем и принимал уроки друзей.