Просто работа есть работа, и ее нужно выполнять аккуратно и профессионально. Таким было мое правило на протяжении всей жизни. Это в последние десять-пятнадцать лет все вы размякли и стали добренькими, а при мне такого быть не могло.
— Они приняли решение, — тихо произнес полковник. — Мы советовались с психоаналитиками.
— Понимаю. Они подсказали вам мой психотип. Конечно, я совсем забыл. Вам нужно было узнать, буду ли я сопротивляться, или постараюсь избежать с вами встречи. Хотя по тем молодым людям, сидящим в «БМВ», я понимаю, что избежать с вами встречи было невозможно. Я прав?
Полковник кивнул, уже не пытаясь что-либо ответить.
Он достал из кармана небольшой пакетик, передал его старику. Тот был немного разочарован.
— Белый порошок, — сказал он мрачно. — Впрочем, все правильно. От чего еще я могу умереть, если не от сердечного приступа. В моем-то возрасте. Этого я не учел.
— Простите, что не учли? Я не понял, — спросил его полковник.
— Нет, ничего. Это я по-стариковски просто думаю вслух. Спасибо вам.
— За что? — изумился полковник. В его взгляде было невольное уважение к этому смертнику, так красиво державшемуся.
— За все. За мою жизнь, за мою работу. Вы наполнили мои последние дни смыслом, подарили уже окончательно рухнувшую надежду, заставили вспомнить молодость. Что может быть лучше этого?
Старик тяжело встал.
— Не провожайте меня. И уберите ваших церберов. Они мне ни к чему. Я не собираюсь скрываться.
— Мы знаем, — кивнул полковник.
— Прощайте. — Старик повернулся, тяжело зашагал по дорожке.
Полковник долго смотрел ему вслед. В конце аллеи трое молодых ребят, расположившись со своими скрипками, играли вальс Штрауса. Старик подошел к ним ближе, выгребая все деньги из кармана.
— Что сыграть, дедуня? — спросил его один из подростков.
— Гимн Советского Союза, — попросил старик.
Ребята переглянулись, пожали плечами, заулыбались.
— Давай Гимн.
Полковник смотрел, как выпрямивший спину старик слушал Гимн последний раз в своей жизни.
Он еще раз отметил, как мужественно держится этот старик. И невольно подумал, сумеет ли он сам так достойно уйти. Ответ на этот вопрос он получил уже через два часа в подъезде своего дома. Его застрелили пятью выстрелами в упор, не дав даже осознать происходящего. Его психоаналитики советовали сделать это быстро и без лишних разговоров. Что и было сделано.
ГЛАВА 2
Невыносимо болела голова. С раннего утра у него было плохое настроение. Сначала пришло сообщение о провале Беркута. Они возлагали такие большие надежды на этого агента. Затем неудача в Минске, когда посланный туда «ликвидатор» выпустил в жертву пять патронов, но агент, вопреки любой логике, остался жив. Правда, это была вина и «ликвидатора»: по правилам он должен был сделать контрольный выстрел в голову или в сердце, но, видимо, увидев залитое кровью лицо жертвы, успокоился. А тому пуля просто поцарапала кожу. Теперь предстоял неприятный разговор с самим директором Службы внешней разведки. Тот никогда не прощал подобных неудач.
Генерал Лукошин работал в разведке уже тридцать лет и хорошо знал степень допустимых провалов, после которых руководителя нужно либо менять, либо убирать. Сегодня, вызвав одного из самых лучших агентов в истории своей службы, он надеялся поправить положение. Дверь бесшумно открылась, и на пороге возник секретарь, молодой капитан лет тридцати:
— Прибыл по вашему указанию полковник Рокотов.
— Пусть войдет.
Полковнику было уже много лет, очень много. |