Сказал мне, что оставил его где-то в машине. А женщину, Мэри Кантор, прошлой ночью задушили мягким шнуром, возможно, и галстуком. Когда я подумал, что женщин может убивать Уолш, меня чуть не вывернуло наизнанку, – к горлу Флетча вновь подкатила тошнота. Несколько секунд он не мог произнести ни слова. – Да еще в армии был случай, когда он угрожал старшему по званию офицеру. Женщине.
– Ударил ее, – губернатор не поднимал головы.
– Что?
Губернатор медленно поднялся, прошел к окну.
– Ударил ее. Несколько раз.
– Понятно, – выдохнул Флетч.
– У меня были друзья в Пентагоне. И я воспользовался своими связями. Быстренько перевел его в Вашингтон, в статистическое бюро. Позаботился о том, чтобы в его личном деле не упоминалось об этом инциденте. Пожалуй, не следовало этого делать.
– Так много стояло на кону, Кэкстон, – повернулась к мужу Дорис Уилер.
– Да, – кивнул губернатор. – Ставки были высоки.
– Вы подозревали Уолша? – осторожно спросил Флетч. – Вы защищали его, отказываясь начать расследование?
Губернатор ответил не сразу.
– Я не мог заставить себя даже подумать об этом. Гнал от себя эти мысли. Такое казалось невообразимым.
– Но вы чувствовали, что такое возможно?
Вновь долгая пауза, и едва слышный ответ.
– Да, – он отвернулся от окна. На его щеках блестели слезы. – Он обезумел, когда начал избивать майора. Так, во всяком случае, утверждали свидетели.
– И тогда напряжение было очень велико. Он не выдержал и сломался.
– Не понимаю я этого, – вмешалась Дорис Уилер. – Человек может выдержать все.
Флетч словно и не слышал ее. Обратился к губернатору.
– Я думал, что вы защищаете Шустрика.
– Шустрика? – губернатор пожал плечами. – По правде говоря, даже не думал о нем. Знаете, я видел, как он собирал орешки для белок и бурундуков, – он улыбнулся, вытер слезы.
– Во всем виновата система первичных выборов, – поставил диагноз Флетч. – Слишком большая нагрузка выпадает на всех. И в течение длительного времени. Шести, восьми месяцев. Это чистое безумие. Даже одного из репортеров, Билла Дикманна, отправили ночью в больницу с нервным расстройством. А что доказывают эти выборы?
– В этом все дело, – ответил губернатор. – Доказывают, что можно выдержать и такие нагрузки. Как ни странно, утром я говорил о преимуществах нашей избирательной системы. Если кандидат, его семья, команды, не в силах поддерживать столь бешеный темп, пусть это проявится сейчас, в избирательной кампании, а не в Белом Доме, – он прошел к комоду, взял какие-то бумаги, бросил их в корзину для мусора. – И все-таки, кое-какие результаты налицо. Пусть я не победил, но поставил очень важные и интересные вопросы.
Сидящая на диване Дорис Уилер промакнула платком глаза.
– Кэкстон, а мы не можем продолжить? Нет ли возможности...
– Я уйду в отставку с поста губернатора. И буду рядом с Уолшем. Позабочусь о том, чтобы он получил необходимое лечение, в больнице ли, в тюрьме, – губернатор говорил тихо, но твердо. – И, конечно, сделаю все возможное, чтобы хоть как-то компенсировать семьям погибших утрату близкого человека...
Дорис всхлипнула.
Из груди губернатора вырвалось рычание.
– Сейчас вы ничем не поможете Уолшу, – заметил Флетч. – Судья, который сидел рядом с вами на вечернем митинге, провел судебное заседание в три часа ночи. |