Рой миниатюрных светлячков сорвался с моей ладони и густым пчелиным роем промчался под потолком прохода, растягиваясь по всей его длине вереницей крохотных пульсирующих истинным Светом маячков. До тех пор, пока часть этой цепи не канула в темноте.
Лестница. Миновав длинный коридор и преодолевая её ступени, я мысленно взывал к богам, продолжая отрицать очевидное.
Минус третий этаж.
В памяти цветной каруселью проносились обрывки воспоминаний…
Отец, водивший Леона этими ходами и тщательно следивший за тем, чтобы сын наизусть заучил алгоритмы смены паролей в убежище.
Строгая серо-стальная панель, вмонтированная в стену рядом с мощным шлюзом.
Танцующие по кнопкам пальцы.
Восемнадцать цифр кода на основе системы исчисления, пригодной лишь для открытия дверей, подобной этой.
Открытие дверей убежища занимало у механизма около пяти минут. Усевшись в медитативный лотос, я погрузился в спасительную пустоту, вышвырнув из головы всё лишнее. Грохотали шестерни механизмов, шипели разгерметизируемые диафрагмы шлюза, открывались вентиляционные люки, тоненько пищали приборы анализаторов. Я был взвешен, я был измерен и признан имеющим право входа в самую защищённую часть замка. Высокотехнологичные методы определения личности соседствовали с древним мистическим способом проверки принадлежности к определённой родовой группе.
Только Маэда и Хаттори могли пройти защитный периметр так, словно его не существовало. Гипотетический шанс устоять перед защитой места Силы в прямом противостоянии имел разве что виртуоз.
В каждом по-настоящему древнем японском замке есть подобное родовое место Силы. Требовалась перемена нескольких поколений, прежде чем замок перенастраивался на новых владельцев.
Это был МОЙ замок. По праву Крови и Силы.
Но сейчас я должен был в этом убедиться. Потому что память брата явственно намекала, что недурно было бы проверить главное убежище Мацумото.
Лепестки диафрагмы шлюза разошлись в стороны с тихим металлическим шелестом. В залитом белым светом идеально круглом коридоре уже стоял рослый широкоплечий мужчина в одеяниях правителя. Вышитый чернильной нитью цветок из пяти крупных точек вокруг одной маленькой на белом фоне. Породистое благородное лицо с аккуратной бородой… Очень знакомое лицо.
– Маэда-сама… – я плавно перетёк из «лотоса» в позу «сэйдза» и церемонно коснулся лбом гранитных плит. – Самурай из рода Хаттори, Леон, сын Хикару. Мой меч и моя жизнь принадлежат вам…
– Встань, Леон, встань, – тихо произнёс Маэда Ючи, лучший друг и сюзерен моего рода. – Дай мне обнять тебя, сын рода Хаттори…
* * *
Сотни крохотных и дрожащих в ночи огоньков усыпали собой тёмную громаду разрушенного замка Мацумото. Десятки людей стояли на обломках стен и башен, образовывая широкий круг вокруг осыпавшегося основания донжона крепости. Ветер трепал многочисленные флаги, пылали церемониальные факелы, установленные с соблюдением всех традиций – подвальные кладовые замка щедро одарили людей всем необходимым для прощания с павшими, чьи тела были сложены на подготовленных погребальных кострах. Так велела древняя традиция.
Воины уходили в иной мир через очистительное пламя…
Каждая свеча в руках пришедшего на церемонию символизировала огонь души павшего в бою воина. Сотни и сотни, они мерцали в темноте, разбрасывая лучики света, тщательно оберегаемые руками людей от любой угрозы. Кто-то мысленно обращался к ушедшему другу и соратнику, кто-то к брату или сестре, кто-то к родителям или детям…
Каждый имел свою утрату.
– Провожая тени наших товарищей в иной мир, мы отдаём им должное, поминая в молитвах или желая благого посмертия. Провожая тени наших врагов, мы избавляем мир от зла и ненависти, избавляя их от гнёта мести и неупокоенной ярости, – речитативом заговорил я, обращаясь к собравшимся у расчищенного крыльца донжона. |