На окнах занавески, а снаружи высокие лопухи шелестят, поэтому дневной свет внутрь почти не проникал.
Под стеной стояла кровать, под другой, между окнами, - книжный шкаф. Везде ковры. Давным-давно, еще во времена СССР, это круто считалось -
ковры. Не всякий достать мог, да и стоили они, поэтому признаком зажиточности были. Вот ими стены и увешивали, а на пол класть не все решались,
жалко ведь дефицит топтать.
Я чуть не подскочил, когда до меня дошло, что на кровати под одеялом кто-то лежит. Вскинул автомат, но стрелять не стал: он не шевелился.
Негромко позвал:
- Эй, ты!
Тишина. Я сделал осторожный шаг, потом второй, третий. Встав рядом, стволом приподнял одеяло, отбросил и сразу вскинул автомат.
Там лежал пацан лет пятнадцати с виду. В спортивных штанах, футболке и брезентовой курточке поверх нее. Голова на подушке, ладонь под щеку
подсунута. Светлые вьющиеся волосы, тонкие, почти девичьи черты лица.
- Эй! - повторил я.
Нет, он не спал, это был труп. Хотя я не ощущал запаха разложения. И вроде повреждений никаких… Стволом я приподнял полу куртки, опустил. Ткнул
его в грудь, в живот. Твердый, будто каменный. Он что, мумифицировался тут каким-то образом? Или это вроде комы и пацан жив на самом деле? Я
наклонился, перевернув оружие, осторожно постучал прикладом по его лбу. Сейчас, когда сердце перестало колотиться и дыхание успокоилось, я уже
слышал шум, доносящийся с улицы, приглушенный треск и мягкий топот тысяч лапок по земле. Нельзя в доме надолго оставаться, этот островок спокойствия
в любую минуту захлестнет кипящее море зверья, разлившееся по Чернобылю…
На запястье вытянутой вдоль тела руки поблескивал ПДА. Увидев его, я выпрямился, пошевелил плечами. Мой компьютер, по которому можно было
определить месторасположение Никиты, остался в рюкзаке, а рюкзак… нет рюкзака! Я даже не помнил, когда скидывал с плеча его лямки. Когда от башни
бежал? Или уже в грузовике, чтоб не мешал, ведь сидеть в водительском кресле да еще и править бешено мчащейся машиной с рюкзаком на спине очень уж
неудобно. А может, позже, в кинотеатре? Да нет, ведь перед этим прокатился под грузовиком, как бы я там катался с объемистой ношей на спине? Так или
иначе, избавился я от рюкзака совершенно машинально, и на сознательном уровне событие в памяти не отложилось.
А ПДА нужен, ох, нужен… Повесив автомат на плечо, я осторожно протянул руку. Двумя пальцами ухватившись за грубый толстый ремешок, перевернул
запястье пацана ладонью кверху (оно было холодным и твердым, как гранит), вытянул вторую руку, расстегнул пряжку и наконец завладел компьютером.
Немного отойдя, положил на ладонь. Включил.
Мигнула лампочка, едва слышно затрещал миниатюрный винчестер, и прямоугольный экран осветился. Под ним - длинная панель переключения между
различными утилитами, слева вверху - два узких светодиода, красный и зеленый, а справа овальный сенсорный джойстик для перемещения карты по экрану.
Вокруг джойстика четыре кнопки: на двух телефонные трубки нарисованы, еще на одной конверт, а на последней какой-то неразборчивый значок.
Почта и все остальное Мне сейчас не нужны были, мне бы Пригоршню отыскать. Увеличив масштаб, я сдвинул карту. Она блеклая, серо-зеленая, со
схематичными изображениями: изогнутые ленты дорог, прямоугольники крыш. Ага, вот и Чернобыль. Теперь правее… Я чуть не присвистнул: сразу шесть
зеленых крестиков с кружками вокруг них! Пять сбились в кучу и находятся где-то позади, а шестой - это же наверняка Пригоршня! Вот он, перемещается
по улице к западу от меня, и быстро перемещается, бежит то есть. |