Изменить размер шрифта - +
 - Странное дело.
     Если поначалу земля под нами просто прогибалась, то теперь остающиеся позади следы тут же заполнялись грязной жижей. Дойдя до бетонных плит,

уложенных «лесенкой» почти в человеческий рост высотой, мы остановились. Впереди высилась башня необычной формы, на верхушке виднелась радарная

тарелка; по сторонам были угрюмые строения, не то бараки, не то склады армейские, между ними росли черные безлистые деревья. И все это - посреди

натурального болота, не чета тому, по которому мы сейчас шли, - с тинистыми заводями между кочек и бочажков, с низкой осокой, растущей прямо из

воды, с островками блеклой зелени.
     - Ух… - Пригоршня поежился, оглядывая все это. - Тускло как, а? Пожрать нам, что ли?
     - А у тебя есть?! - обрадовался я.
     - А то!
     - Так что ж ты молчишь?
     - Да где тут расположиться? И потом, Медведь близко…
     - Поесть все равно надо. Давай наверх залезем и спрячемся там, - предложил я. - Поедим быстро, а заодно местность осмотрим.
     С этими словами я стал взбираться на неровно уложенные плиты, шагая по ним, как по ступеням, и Никита полез следом. Мы улеглись на животы, чтоб

не маячить, так что снизу нас было не разглядеть. Напарник расстегнул куртку - я увидел небольшой контейнер на его ремне справа и сумочку-кенгуру

слева. Дзинькнув «молнией», он достал запаянный в пленку «малый спецпаек ограниченного миротворческого контингента».
     - Вот что у меня вместо боеприпасов, - пояснил он, по привычке ножом вскрывая пакет, хотя я его учил, что там сбоку есть специальная полоска

серебристая, которую надорвать надо.
     Это был европейский сухой паек: аккуратно нарезанный хлеб, брикетики спрессованной мясной стружки, крабовые палочки, четыре пакета фруктового

желе, пара банок саморазогревающегося куриного бульона, что-то еще в цветастых обертках и упаковка жвачки. Я аж губами причмокнул: хорошо! В Зону

чаще попадали украинские наборы, которые были гораздо хуже, - то хлеб в них заплесневелый, то сушеная рыба позеленела от старости. А такое, как

Пригоршня достал, выдавали солдатам ооновских войск. Вообще украинских военных на Кордоне было немного, все больше российские да европейские, хотя

последние никуда старались не лезть, сидели по своим базам и лагерям, обнесенным, будто тюрьма, колючей проволокой и оградой с пулеметными гнездами

через каждые двадцать метров. Пригоршня позже меня в эти места попал, и когда я ему объяснял, что здесь по периметру в основном западные да еще

российские вояки, удивлялся очень. Спросил:
     - А чё, украинцев совсем нет?
     - Почти. Откуда им взяться? - ответил я тогда. - Ну какая тут армия? Три генерала да рядовой, который им дачи строит? Потому тут наши все

больше…
     - «Наши», - передразнил он. - Москаль хренов. Тут теперь все - «наше» и все мы - «наши».
     Я отрезал:
     - А ты молчи, хохол, от тебя вообще пользы никакой, только сало на печи жрать умеешь.
     Но в действительности у нас с ним на национальной почве трений не возникало, потому что Никита тогда правду сказал: Зона иначе равняет, по

твоим истинным достоинствам и недостаткам, а не по тому, какого ты роду-племени.
Быстрый переход