В словах матери многое оставалось недосказанным, но Энн поняла ее вопрос.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Люблю, мамочка…

10

— Не спится?

Голос Ника был тих, но Энн все равно вскочила как ошпаренная. В темной комнате они были одни, и Энн мгновенно вспомнила все, что произошло несколькими часами раньше.

Они добрались домой далеко за полночь, и девушке казалось, что после вечера, столь насыщенного эмоциями и переживаниями, она уснет как убитая. Однако стоило ей оказаться в своей комнате, как в голове заворочались тысячи мыслей и вопросов. В четыре утра она оставила всякую надежду заснуть, тихо открыла дверь и в ночной рубашке и накинутом сверху халате проскользнула в кухню, чтобы сварить себе кофе.

Спустя несколько минут она уже сидела, поджав ноги, в своем любимом кресле у раскрытого окна гостиной, откуда открывался вид на спящий внизу городок. Рука сжимала кружку с дымящимся кофе, а мысли текли спокойнее и целенаправленнее.

Итак, она разыскала мать, но никогда — даже в самых смелых мечтах! — Энн не могла вообразить, что ее так любят. Вчера вечером Клейтон деликатно отвел ее в сторону и рассказал, что именно постоянные мысли о неоплаченном долге перед дочерью посеребрили волосы ее матери, когда она обосновалась в Слоу. «Не было дня, когда бы она не повторяла ваше имя, — признался он Энн, мягко обняв ее за плечи. — Не могу даже выразить словами, что для нас означает ваше появление здесь. Мы молились об этом двадцать один год».

Да, сомнений не было: она была желанна и любима, и двери материнского сердца, как и ее дома, были вновь широко открыты для Энн. Тогда почему же она все время ощущает какую-то потерю, когда все так неожиданно, так сказочно устроилось?..

Вопрос Ника вывел ее из задумчивости. Подняв глаза, она увидела, что он одет так же, как и вечером, и первое, что пришло на ум Энн, сорвалось с ее языка:

— Ты даже не ложился?

— Нет. — Он подошел к окну и бросил долгий взгляд на Энн. — После того как мы вернулись, я был в саду… Думал…

Энн молчала, боясь даже вздохнуть.

— Знаешь о чем? — мягко продолжил он, переведя взгляд на Энн, отчего у девушки сердце ушло в пятки и пересохло во рту. Не дав ей ответить, он произнес: — О тебе. О тебе, моем бесплотном эльфе, который камнем лежит у меня на сердце.

— Я не камень!

— Правда? — Под его оценивающим, ласкающим взглядом Энн бросило в краску, которую, к счастью, скрыл предрассветный полумрак. — Мне ведь не нужно даже касаться тебя, чтобы ты растаяла. Скажешь, я преувеличиваю? И после этого ты еще что-то там говорила об отъезде?

— Это просто влечение, и ничего более.

— Черта с два! — почти выкрикнул он, но затем взял себя в руки и продолжил тише: — Черта с два. Я люблю тебя, Энн, люблю больше, чем мог бы себе представить, и не позволю тебе просто взять и уйти из моей жизни.

— Ник…

— Все — больше никаких «Ник» и «я не могу»! — Теперь он говорил, не скрывая раздражения: — Слышать больше не хочу! Я достаточно узнал тебя, Энн, чтобы понять: для таких женщин, как ты, подобная реакция означает только одно: ты тоже что-то чувствуешь по отношению ко мне, что-то, что выходит за рамки простого желания переспать со мной. — Лицо его накрыло облачко тени. — И чтобы быть предельно откровенным перед тобой, скажу: если бы мне всего-то было нужно переспать с тобой, ты бы оказалась в моей постели еще неделю назад! Потому что я хочу тебя, хочу физически, и голова моя полна таких фантазий на твой счет… Поверь, мне стоило больших трудов сдержаться и не начать тебе доказывать, как я тебя хочу.