— Вы не имели права приходить сюда. Здесь мой дом, а не моя канцелярия.
Это замечание все раскрыло Полу. «Этот человек не имеет права требовать обвинительных приговоров», — подумал он.
Кристальная ясность воцарилась в его мыслях. И он медленно проговорил:
— Вопрос, который так долго ждал разрешения, не может не стать неотложным.
Вены набухли на лбу того, кому он это сказал. Спротт не пытался приблизиться к Полу и продолжал стоять в дверях. Но вот он облекся в обычное свое достоинство, как актер, вошел в давно заученную роль.
— Не стану отрицать, что еще несколько месяцев назад меня поставили в известность о том, что вы существуете и чем занимаетесь в этом городе. Вы — сын человека, отбывающего пожизненное заключение, и вы прилагаете все усилия, чтобы навести тень на дело, слушавшееся пятнадцать лет назад.
— Это дело до конца не выяснено, — возразил Пол. — Теперь выявлены новые обстоятельства, и они должны быть рассмотрены.
На мгновение гнев с такой силою овладел сэром Мэтью, что оттеснил шевельнувшееся было сомнение.
— Не сходите с ума, — сказал он. — Через пятнадцать лет это было бы противозаконно. Вы своим чертовым приставанием добились того, что петиция о пересмотре была передана министру внутренних дел и он ответил на нее категорическим отказом.
— Но у вас нет права отказывать, — возразил Пол. — Вы были обвинителем в этом деле. Ваша прямая обязанность проследить, чтобы справедливость была восстановлена. Вы сами сочли бы необходимым принять известные меры, если были бы убеждены в невиновности моего отца.
— Но я в ней отнюдь не убежден! — почти прокричал Спротт.
— Если вы выслушаете новые данные — вы убедитесь. Самое малое, что вы обязаны сделать, это подвергнуть официальному разбору новые факты.
Ярость, душившая Спротта, перехватила ему горло. Лицо его налилось кровью. Но усилием воли он овладел собой. И заговорил убийственно холодным тоном.
— Я действительно должен просить вас уйти. Вы сами не понимаете, о чем хлопочете… Существуют определенные технические трудности, нелегко привести в действие сложную машину закона, да и последствия тут могут быть самые неожиданные. Вы, как малый ребенок, хотите разрушить огромное здание только потому, что вам померещилось, будто в фундаменте плохо положен один кирпич.
— Если фундамент подгнил, здание неминуемо рухнет.
Сэр Мэтью не удостоил Пола ответа. Губы его растянулись в зловещей улыбке. Но в маленьких глазах, когда он, вытянув шею, искоса смотрел на Пола, тот снова прочел тяжелое предчувствие, снова увидел неприметную трещину и понял наконец: именно потому, что Спротту нужно во что бы то ни стало скрыть этот изъян, он никогда и ни при каких обстоятельствах не согласится на пересмотр дела. И все же… он, Пол, обязан напомнить ему еще об одной, последней возможности.
— Если приговоренный к пожизненному заключению уже отсидел в тюрьме пятнадцать лет… разве по-человечески… нельзя сократить ему срок наказания?
Выпученные, налившиеся кровью глаза сэра Мэтью все еще были устремлены на Пола.
— Министр внутренних дел уже высказался по этому поводу, — отрезал он.
— Но не вы, — задыхающимся голосом настаивал Пол. — Ваше слово, сказанное в соответствующих инстанциях, возымеет решающее действие. Одно только слово… намек на возникшие в последнее время сомнения…
Сэр Мэтью покачал головой — беспощадно и бесповоротно снимал он с себя всякую ответственность.
По-прежнему стоя спиной к двери, он толкнул ее рукой и открыл.
— Уйдете вы наконец? — Застывшая усмешка и сейчас искажала его лицо. |