Тебе привели доводы в пользу того, что Бог должен существовать — или, как минимум, существовал в прошлом. Математически это настолько близко к ста процентам, что ближе просто некуда. И всё же ты продолжаешь отрицать его существование.
Боль становилась всё сильнее. Но она скоро утихнет, я был в этом уверен.
— Да, — ответил я. — Я отрицаю существование Бога.
6
— Здравствуйте, Томас, — сказал доктор Ногучи в тот судьбоносный октябрьский день, когда я пришёл к нему узнать результаты анализов. Он всегда называл меня Томасом, но не Томом. Мы были знакомы достаточно давно, и переход на сокращённые имена был бы вполне уместен — но он предпочитал сохранять нотки официальности, лёгкий намёк на дистанцию: «я — доктор, ты — пациент». — Пожалуйста, садитесь.
Я сел.
Он не стал ходить вокруг да около:
— Томас, у вас рак лёгких.
Мой пульс участился, челюсть упала.
— Прошу прощения? — сказал я.
В моей голове разом пронеслись миллионы мыслей. Должно быть, он ошибся; это наверняка чья-то чужая папка; что я скажу Сюзан? Во рту разом пересохло.
— Вы уверены?
— Образцы мокроты не оставляют сомнений, — ответил он. — Это рак, совершенно точно.
— Он… операбелен? — наконец вымолвил я.
— Это нам только предстоит определить. Если нет, мы попытаемся вылечить его радио- или химиотерапией.
Я моментально притронулся рукой к голове, пригладил волосы:
— Но это… оно сработает?
— Терапия может быть весьма эффективной, — ободряюще улыбнувшись, ответил Ногучи.
Это сводилось к «может быть» — ответу, которого я ни в коем случае не хотел услышать. Мне нужна была определённость.
— А что насчёт пересадки?
Голос Ногучи был мягким:
— Ежегодно появляется не так много лёгких. Доноров слишком мало.
— Я мог бы съездить в Штаты, — нерешительно сказал я.
Об этом всё время трубили на страницах «Торонто Стар», в особенности после того, как начались бюджетные сокращения Харриса: канадцы уезжают в Штаты на лечение.
— Это ничего не даст. Лёгких везде не хватает. И в любом случае трансплантация может не сработать: мы должны понять, насколько разросся рак.
Я хотел было спросить «я умру?», но вопрос казался слишком большим, излишне прямым.
— Будьте оптимистом, — продолжил Ногучи. — Вы же работаете в музее, так?
— Ага.
— Значит, у вас, по всей видимости, отличный страховой пакет. Страховка покрывает лекарства по рецептам?
Я кивнул.
— Отлично. Выпишу вам кое-какие лекарства, которые могут оказаться полезными. Они недёшевы, но если страховка их покрывает — всё в порядке. Впрочем, как я сказал, для начала нам нужно узнать, насколько развился рак. Я перенаправлю вас к онкологу в госпитале Святого Михаила. Она за вами присмотрит.
Кивнув в ответ, я ощутил, как мир вокруг меня съёживается в размерах.
* * *
Мы с Холлусом вернулись в мой кабинет.
— Значит, ты утверждаешь, что человечество и другие формы жизни занимают во Вселенной особое место? — спросил я.
Паукообразный инопланетянин переместил своё объёмистое туловище в другую часть комнаты.
— Но мы действительно занимаем особое место, — сказал он.
— Холлус, я не знаю, какими путями шло развитие науки на Бете Гидры III, но здесь, на Земле, она раз за разом развенчивала идеи об «особом месте». |