Изменить размер шрифта - +
Что вызвало восторг у господ встречающих. Находившийся на перроне жандармский подпоручик Околышев схватился за шашку, чтобы разогнать смутьянов, позволивших в публичном месте исполнить революционный гимн. Подбежав к оркестру с криками «Прекратить!», подпоручик наткнулся на обер-полицмейстера, который одним движением кулака разъяснил: эта «Марсельеза» какая надо, а не призыв к революции. Жандарм убрал шашку в ножны и удалился под аплодисменты публики.

Выслушав гимн с непокрытой головой, господин Жано сразу ощутил, в какую морозную страну попал. Как только последняя нота стихла, он натянул меховую шапку, не зря купленную в Варшаве. Но не решился спуститься на ковровую дорожку. Хотя позади него другие пассажиры первого класса выражали недовольство. Обер-полицмейстер подошел к лесенке и отдал честь. Пушкину был дан знак переводить. По-французски обер-полицмейстер изъяснялся не вполне прилично.

– Рады приветствовать вас, месье Жано, на священной земле древней столицы Российской империи и всего славянского мира! – хладнокровно перевел Пушкин.

Чем привел француза в окончательное изумление.

– Благодарю, месье, – проговорил он. – Но позвольте, к чему такие почести…

Власовский протянул руку, чтобы помочь безопасно спуститься с лесенки. Месье справился сам. Как только он ступил на священную землю, покрытую слегка потертой дорожкой, перед ним вырос по стойке «смирно» городовой, который держал серебряный поднос с серебряной стопкой, доверху налитой водкой. Тоже из личных запасов Власовского. Обер-полицмейстер чуть подвел руки городового к французу.

– По русской традиции, с прибытием, – сообщил Пушкин месье Жано.

Тот оглянулся с некоторым опасением.

– Что я должен сделать, месье?

– Выпить до дна, – ответил Пушкин.

Деваться было некуда. Месье Жано поднял стопку, отсалютовал в честь всех присутствующих и сделал большой глоток так, как, он видел, пьют русские. Водка на морозе пошла обманчиво легко. Как только Жано поставил опустевшую стопку, то немедленно попал в объятия Власовского и был расцелован троекратно.

– По русской традиции, – успокоил его Пушкин.

Месье Жано вытер аккуратные усики и старательно улыбнулся.

– Господа, благодарю за теплый прием, но, боюсь, произошла фатальная ошибка… Предполагаю, что вы встречаете инспектора полиции Жано… О, какой водевиль. Я тоже Жано, но только его брат… Говорят, мы похожи как две капли июньского дождя… Тот месье Жано, который вам нужен, прибудет в понедельник… Он задержался в Берлине.

Когда смысл перевода дошел до сознания, Власовский ничем не показал, какой удар нанесла ему Масленица. Опять обманула, проклятая. Только Эфенбах внутренне сжался, предвидя, что начнется.

– А это кто? – ледяным тоном спросил обер-полицмейстер.

– Коммерсант Жано… Представитель французского страхового общества «Mutuelle Vie», прибыл в Москву для завершения переговоров и заключения сделки, – перевел Пушкин быструю речь месье.

– Напутали… Подвели… Опозорили… Подсунули мелкого прохвоста, грязного лягушатника, – проговорил Власовский и пошел прочь от вагона. За ним потянулись начальник вокзала и оркестр пожарной команды. Навстречу хлынула толпа встречающих и носильщиков.

– Месье офицер чем-то расстроен? – спросил Жано, тщательно улыбаясь.

– Месье мечтал познакомиться с вашим братом, – ответил Пушкин, рассматривая дорожный костюм француза. И добавил от себя: – Простите за невольную ошибку.

– О, что вы, это мне надо просить прощения! А вы из полиции?

– Да, чиновник сыскной полиции Пушкин.

Быстрый переход