|
Лекарства, разумеется, тоже были все без исключения просроченные. Хорошо еще, что эпидемия не переросла в настоящий мор, но кладбище, расположенное в кольцевом туннеле за Щелковской пополнилось десятком свежих могил… – Ну ладно… – примирительно отмахнулся Игорь, но Антон, кажется, завелся уже всерьез и останавливаться не собирался. – Бытовая техника? Барахло, мало на что пригодное. Одежда? Вряд ли уцелело хоть что-то. Стройматериалы? Инструменты? Вот, наверное, единственное, что может принести хоть какую-то пользу… – Ты мою банку не видел? – перебил Князев-младший брата, оглядываясь по сторонам. Банка была особенная – пивная, алюминиевая. Она и сама по себе представляла определенную ценность, а для Игоря вообще была чуть ли не главным сокровищем. Из нее он вырезал крепившиеся на матерчатые погончики лычки, число которых изрядно увеличилось за три года, отданные военной службе. – Вон, на полке стоит, – кивнул обличитель, потеряв нить своих рассуждений. – Постой! – опомнился он. – Опять повышение? Поздравляю. И кто ты у нас сейчас? – Старшина, – буркнул Игорь, прикладывая шаблон лычки к золотистому боку банки: презрение брата к армейской атрибутике было ему давно и хорошо известно. – Ого! Вот это карьера! И трех лет не прошло! Ты уж сразу лейтенантские звездочки про запас настрогай. А то вдруг банка потеряется, останешься навеки старшиной. Или знаешь что? Лучше режь сразу генеральские, а то вдруг изведешь всю банку на мелочь, а на самое главное-то, на самые мясистые звезды и не хватит! – Смейся-смейся… – голос у Игоря осип, кулаки сжались. – Смеюсь-смеюсь. Кстати, а там, случаем не было… – Антон сменил насмешливый тон на просительный. – Не было, – мстительно ответил Игорь. – Сгнило все напрочь. А ты чего хотел? Почти двадцать пять лет. – Ну да, – вздохнул старший брат, возвращаясь к работе. – Четверть века… Еще пять минут назад Игорь готов был растерзать насмешника почище давешней твари, что едва не снесла голову Бате, а теперь ему вдруг стало жалко Антона… Ведь это единственный близкий ему человек. Если не считать Лариски, конечно. Он отложил свое рукоделье, протопал к сваленному у порога барахлу (кстати, привести в божеский вид еще нужно, но еще чуть-чуть это может подождать) и вытащил из-под вороха штопанной-перештопанной прорезиненной ткани сумку. – На, держи! – он кинул на стол перед Антоном несколько растрепанных книг в заплесневелых переплетах. – Вот это да! – брат подгреб к себе Игореву добычу и принялся разглядывать ветхие страницы, прикасаясь к ним осторожно, как к величайшей ценности на свете. – Ну, ты красавчик! Вот за это тебе мое большое человеческое спасибо!.. Ничего не отвечая и приняв крайне мужественный и равнодушный вид, Князев-младший занялся чисткой химкостюма. На сердце у него было тепло-тепло… *** Расстегнув на широкой, обтянутой тельником груди серо-голубую камуфляжную куртку, Батя развалился в своем старом, скрипучем кресле. Рядом с ним за небольшим столиком устроился на табурете майор Балагуров. Балагур был всецело погружен в изучение промасленных деталей автомата, разложенных на чистой холстинке. Ткань была постелена на изящном столике, настоящем антикварном чуде на резных ножках. Это полированное и инкрустированное перламутром произведение искусства, осколок исчезнувшей без следа прошлой мирной жизни, он притащил когда-то другу в качестве подарка на пятидесятилетие. А сейчас уже впору было думать о новом юбилее… Их многое связывало. |
