- Я уже говорил: у меня картины есть.

- Видели мы твои картинки, фуфло одно. Тем более - это все движимое, а нам недвижимое нужно. Разницу понимаешь?

Я трясу головой.

- Ну вот... Дача есть?

- Вы чего? Откуда!

- Может, садовый участок?

- Не-а.

- Гараж?

- Гараж есть.

- О! - Взгляд бригадира проясняется. - Чего же ты раньше молчал? Веди.

Делать нечего. С таким конвоем Сусанин и тот бы растерялся. Тем более, что гаражи совсем рядом. Через несколько минут мы уже на месте.

- Все, пришли. Ключ, правда, дома лежит, так что открыть не могу.

- Неважно. - Начальник конвоя вперевалку приближается к свежевыкрашенному гаражу соседа, щелкает пальцем по массивному амбарному замку. - Что внутри?

- "Жигули", восьмая модель.

Браток совсем веселеет.

- Ну вот, а ты переживал! Денег, болтал, нет. Вот же они - деньги!

- Так это не мои. Соседа.

- Чего?

- Я говорю - соседа. Его это гараж, а мой рядом, - я указываю пальцем поточнее, чтобы было понятно, что именно называется моим гаражом. Какое-то время обладатель головки-тыковки ничего не понимает. Полуметровый закуток между гаражами, затянутый тонкостенной жестью никак не согласуется в его представлении с гаражом.

- Ты это... В натуре!.. - Он по-рыбьи хватает ртом воздух. - Чего гонишь? Это же чулан какой-то, не гараж. Что там можно хранить?

- Ну... Банки с капустой, рейки всякие. А из транспорта велосипед.

- Чего?!

- Велосипед. Дорожный, со спидометром. Я на мопед копил, да инфляция помешала.

- Инфляция, говоришь?! - Правый кулак бригадира ощутимо встряхивает мою печень. Теперь воздух глотать приходится уже мне. Еще удар, и я падаю на колени.

- Издеваешься? - Обладатель головки-тыковки склоняется надо мной. Крючковатым пальцем цепляет меня за ворот. Короче, так, Артемка, шутки кончились. Начинается время взносов. У тебя чуть больше суток, так что собирай денежки.

- Я это... Про крышу сказать хотел.

- Чего?

- Петр Селиванов, из особой роты...

Очередной удар производится ладонями по ушам, и фраза застревает в горле. Оглушенный, я придерживаюсь за землю, чтобы окончательно на упасть. Щебень выскальзывает из-под ладоней, все кругом дьявольски неустойчиво.

- Крыша у него... Придумай что-нибудь получше!

Они уходят, а я обессиленно приваливаюсь головой к дверце собственного гаражика. С любопытством прислушиваясь к собственным болезненным ощущениям. Говорят, в предшоковом состоянии это бывает. Свое тело воспринимаешь, как чужое. Со временем однако боль утихает, мне становится легче. Шуршит гравий, кто-то приближается сзади.

- Эй, ты чего?

Это сосед. Обладатель тех самых "Жигулей". Я делаю вид, что приникаю глазом к замочной скважине. Сказать нечего, и я молчу.

- Куда смотришь-то? - Сосед осторожно касается моего плеча.

- За велосипедом присматриваю, - бормочу я.

- Зачем?

- Чтобы не украли.

***

В окно снова влетает солнечный сноп, кругами ходит по стене. На этот раз метания его более дерзки, а размашистый зигзаг явно пытается угрожать. Устало я вытаскиваю из тумбочки десятикратный бинокль, выхожу на балкон. Увидев, что своего добилась, девица в доме напротив, грозит мне кулаком и, оставив балконную дверь открытой, удаляется в глубину комнаты. О дальнейшем я уже догадываюсь. Как говорится, плавали, знаем.

Занятно, но в соседнем окне, я вижу мать Марины. Тряпкой она протирает шипастый куст алоэ. Два окна, как две картины абсолютно разных художников, услаждают мой взор. И приходит на ум подленькое: вот бы дать сигнал женщине, чтобы заглянула в комнатку дочери. Впрочем, такое уже случалось.