Девонька гогочет, как сумасшедшая, что дает мне повод подержать ее за талию, - еще упадет ненароком! Чувствуя дуновение ветерка, гуляющего в ее симпатичной головке, я начинаю лучше понимать стариков, тянущихся к молодым. Это подобие ностальгии, своего рода зависть. Молодостью хочется заразиться как гриппом с ангиной. По счастью, вирус юности легко передается. Через глаза, нос, уши... Да, да - и, конечно, через все остальное.

Я заботлив и предупредителен. Когда пирожное попадает юной хохотушке не в то горло, я аккуратно похлопываю ее по пояснице и чуть ниже. Словом, обед идет своим чередом, в словесном потоке легко и просто текут ванильно-кремовые минуты. Я успеваю рассказать с дюжину анекдотов и трижды ловлю под столом девичью руку. Накладные ногти царапают мою ладонь, девочка отчаянно краснеет, однако руки из плена не вырывает.

Когда оркестранты, раздув щеки, приникают к жестяным трубам, и воздух взрывает барабанная дробь, соседка кивает в сторону сцены.

- О! Медляк пошел! Потанцуем?

Мы идем танцевать "медляк", чинно и благородно обнимаемся. Я шепчу ей на ушко комплименты, ушко ответно розовеет. После заключительных аккордов королевским шагом мы возвращаемся на место.

Спотык случается на самом, казалось бы, ровном месте. Я проявляю осторожность с пицей, кусаю выпечку робко и мелко, однако залетаю на обыденном киселе. Вернее, название там какое-то другое, но в действительности напиток являет собой банальный фруктовый кисель с парой слив на дне и каким-то сахарным крошевом на поверхности. Короче говоря, зуб, работавший до сего момента с завидной безупречностью, неожиданно ссорится с соседями и, без спроса покинув строй, солдатиком ныряет в означенный кисель.

- Ты так побледнел! Прям обалдеть! Что-то случилось? Добрая девочка смотрит мне в лицо, и я ощущаю ее острую готовность посочувствовать. Момент пиковый, и я торопливо прикрываюсь фиговым листом салфетки, бестолково шлифую ни в чем не повинные губы.

- Да так... Кое-что вспомнил.

- Про Шварца?

- Да нет, тут другое.

- Ну расскажи!

- Видишь ли, это скорее грустно.

- Я люблю, когда грустно. Вдруг, я могу помочь?

Мочь помочь - это хорошо, но всегда ли мы можем то, что можем? В данном случае помочь моя соседка может одним-единственным - если, к примеру, выйдет на пару минут в туалет покурить. Вылавливать ложкой в киселе утопленный протез - не самое джентльменское занятие. Обычно дамы на это обижаются. А, обидевшись, встают и действительно уходят, только не в туалет, а гораздо дальше - к более зубастым конкурентам, к болтливым подружкам, под крылышко родителей. С другой стороны сходить в туалет я мог бы и сам, но не отправляться же туда с чашкой киселя в руках!

- История в общем глупая, - мямлю я. - Вряд ли стоит рассказывать.

- Нет, стоит!..

- Словом, дело касается моего друга, - я продолжаю одной рукой стирать несуществующие крошки с подбородка и губ, а второй лихорадочно работаю, пытаясь нашарить ложечкой утонувший зуб. - Слушай... Я на секундочку выйду, ага? Если ты позволишь, конечно.

- Прикольно ты как-то...

- Я быстренько, лады?

- Давай, - она энергично кивает.

Не знаю, на что я надеюсь. Кажется, в эту минуту у меня попеременно мелькают две мысли. Первая - это через купленного человечка выманить ее на танцевальную площадку, вторая - опять же подкупить какого-нибудь официанта, чтоб путем несложных манипуляций добыть необходимую мне чашку, заменив на что-нибудь другое.

Но выходит все не так и не этак. Смазливый армянин, которому я, подмигнув, выкладываю затею насчет танца, соглашается немедленно и без всяких взяток. Даже слегка возмущается, услышав о деньгах. Вот он, братцы, интернационализм в деле! Мне хочется крепко обнять южанина, но я сдерживаюсь. Абсолютно бесплатно он отправляется к моей подружке, а я затаиваюсь за мраморной колонной. Но радость моя преждевременна.