Кое-как Марина дождалась вечера. Зачем-то сидела в кино, где крутили мультики, что-то ела. В восемь была на месте.

У дверей толпились, мест не было, но она пробилась к швейцару, дала, что положено, и ее пустили. Нашелся и столик, правда, в компании с двумя потертыми дядьками в форме Аэрофлота и далеко от того, который был ей нужен. Один из летчиков был уже хорош, а другой вяло начал клеиться к ней, но Марина четко его отшила и заказала кофе и коньяк.

Там, у окна, уже сидели, но кто, сколько их, Марина не могла разглядеть - мешала багровая плешь упившегося покорителя воздуха. Принесли заказ, она медленно отпила из бокала, не чувствуя вкуса, закурила, коротко и сильно затягиваясь, сплющила сигарету в пепельнице и поднялась.

Музыка ревела, мельтешили багровые и зеленые сполохи, визжала компания неразобранных еще шлюшек. Твердо ступая, Марина пошла по проходу мимо танцующих к окну.

Там были двое. Спиною - молодой грузин с покатыми борцовскими плечами, обтянутыми тонкой коричневой кожей. Прямо на Марину глядела поразительно красивая девушка. Холодное, залитое зеленоватым светом лицо с глубоко вырезанными чувственными ноздрями словно странный цветок колыхалось на длинном стебле шеи.

Свободное платье цвета привядшей зелени, пара тонких колец.

- Ты - Ира? - спросила Марина, останавливаясь, схватившись за спинку кресла.- Это правда, что ты была... знала Диму? Диму Лемешко?

Девушка приподнялась ей навстречу. Хрустнула рюмка, лужица коньяку поползла по столу, ширясь. Грузин туго повернул шею.

Девушка отвела глаза. Крупные, слегка обветренные губы слабо шевельнулись.

- Что? - переспросила Марина.- Что? Я ничего не слышу!

- Нет,- сказала наконец девушка.- Я не знаю никакого Диму. Я никогда не знала никакого Диму. Что тебе надо?

И тогда Марина поймала ее взгляд. В этих поразительной глубины серо-зеленых глазах с плавающей розовой точкой светового блика не было ничего, кроме нестерпимого животного ужаса. Такого, словно за спиной Марины стояла сама смерть.

* * *

Летний зной расслаблял. Санаторий МВД располагался в одном из живописных уголков Большого Сочи. Соседом Сикача по палате оказался Сергей Станиславович, сотрудник прокуратуры, имевший в свое время отношение к делу Лемешко. Сейчас он увлеченно слушал Сикача, который рассказывал и словно еще раз переживал минувшие события.

...Свидетель видел, как мешок в воду бросили двое мужчин: высокий и плотный, приземистый. С Бритвиным вскоре прояснилось. Уложив тело Бритвина в багажник, убийцы предусмотрительно заперли его. Они понимали, что, оставив машину в соблазнительном для угонщиков месте, ловят разом двух зайцев - избавляются от улик и запутывают следы. Расчет был верным - для угонщика главное машина, а не содержимое багажника.

И тут на сцене появляется "баба Настя". В одном старом деле обнаружилась и ее кличка - "Матрешка". Не по годам шустрая девчонка пускалась в сложные махинации и рискованные аферы. Ей чертовски везло умела линять вовремя. В "черной" жизни ее авторитет рос не по дням, а по часам. И вот, так сказать, в зените своей славы Матрешка неожиданно "ложится на дно". Поползли слухи, ею же мастерски инспирированные, что Матрешка погибла. И вот только теперь мы обнаружили ее след в Малаховке, где она с помощью Давида Давыдова оборудовала настоящий дом-крепость. Все входы и выходы имели сигнализацию. Когда открывалась калитка, мигал правый глаз африканской маски. Левый мигал значительно реже, поскольку вход, соединенный с ним скрытым проводом, выхода вовсе не имел. Получив сигнал о том, что Лемешко прошел в дом, Давыдов нажал кнопку на внутренней поверхности стола, и часть пола перед дверью, ведущей из коридора в прихожую, провалилась.