Корзинка для вышивания пылилась нетронутой в сундуке. Во всей башне нечего было зашивать, кроме моих нарядов, которые я, к своему мрачному удовольствию, всегда бросала разорванными. Но когда я ее открыла, то обнаружила воткнутый клочок бумажки, написанный кусочком грифеля знакомым почерком моей подруги с кухни.

«Ты боишься? Не стоит! Он тебя не тронет. Все, что ему нужно, чтобы ты оставалась симпатичной. Ему и в голову не придет тебе что-либо покупать, но ты можешь позаимствовать отличное платье из одной из гостевых комнат и подогнать по себе. Когда он тебя позовет, спой ему или расскажи какую-нибудь историю. Ему бывает скучно, но не слишком часто: просто приноси ему поесть и старайся по возможности не попадаться ему на глаза. Больше ему ничего не нужно».

Бесценный был бы совет, если бы я открыла корзинку для вышивания и нашла его в первую ночь. А теперь я стояла, сжимая клочок бумажки, вздрагивая при вспоминании о его голосе, заглушающем прерывистый мой собственный, иссушающий мои силы своей магией, и кутающим меня в разные бархаты и шелка. Я была не права. Ни с одной из прежних девушек он не проделывал ничего подобного.

Глава 3

Всю ночь я пролежала без сна от отчаяния, свернувшись в кровати клубком. Однако выбраться из башни не стало проще, как бы сильно мне этого не хотелось. Следующим утром я подошла к огромным дверям и впервые попыталась поднять огромный засов, как бы глупо это не показалось. Но, разумеется, не сумела сдвинуть его даже на четверть дюйма.

Внизу в кладовой, воспользовавшись в качестве рычага длинной рукоятью ковша, я приподняла огромную железную крышку выгребной ямы и заглянула внутрь. Глубоко внизу поблескивало пламя. Таким путем я тоже не могла сбежать. С большим трудом мне удалось задвинуть крышку на место. Потом в поисках дыр и проходов я ощупала руками все стены и заглянула в каждый темный уголок. Даже если где-то и была дыра, мне ее найти не удалось. Тем временем рассветало все сильнее, и вниз по лестнице спустился непрошеный золотистый свет. Пришлось готовить завтрак и нести поднос навстречу своей участи.

Расставляя на поднос тарелку с яйцами, тост и консервы, я раз за разом поглядывала на торчащий напротив меня из колоды блестящий мясницкий нож. Я резала им мясо, и знала, какой он острый. Каждый год мы выращивали кабанчика, и я помогала его резать — держала ведро под сливаемую кровь — но ткнуть ножом живого человека казалось чем-то немыслимым. Так что я не стала испытывать свое воображение, а просто положила нож на поднос и направилась к лестнице.

Когда я появилась в библиотеке, волшебник в напряженной позе стоял у окна спиной ко мне. Я механически расставила по очереди тарелки, пока ничего кроме подноса не осталось. Кроме подноса и ножа. Мое платье было испачкано брызгами яичницы и бекона, через секунду он скажет…

— Заканчивай и поднимайся к себе, — сказал волшебник.

— Что? — не поняв, переспросила я. Нож лежал под салфеткой, поглощая все мои мысли, и мне понадобилось мгновение, чтобы сообразить, что меня помиловали.

— Ты внезапно оглохла? — рявкнул он. — Кончай возиться с тарелками и убирайся. Сиди в комнате, пока я тебя снова не позову.

Мое платье представляло собой измятый и грязный клубок из лент, но он даже не повернулся, чтобы взглянуть. Не нуждаясь в дополнительных оправданиях, я забрала поднос и отправилась к себе. Без гнетущей усталости на плечах я почти взлетела вверх по ступеням, вбежала в комнату и заперла дверь. Сдернула с себя шелковую мишуру, натянула домашнее платье и рухнула в кровать, обняв себя от облегчения, как избежавший порки ребенок.

Тут мой взгляд упал на брошенный поднос и валявшийся на полу сверкающий нож. Ох. Ну какой же я была дурой, что даже подумала об этом. Он был моим лордом. Если бы по какой-либо немыслимой случайности я его убила, то меня бы приговорили к смерти, и моих родителей за компанию.