Нет, такой жест выглядел бы слишком театрально, решил он. Да и полицию это не волнует.
Эд нажал на кнопку звонка, и Грета, посмотрев в глазок, впустила его. Он молча обнял ее. Потом снял пальто и, увидев белый конверт в кармане пальто, вытащил его.
— Что это? — спросила Грета.
— Мне вернули тысячу двести долларов. Обещали возвратить остальное. — Он бросил конверт на стол в прихожей. Поводок Лизы, висевший в шкафу, легонько стукнулся о дверцу, и в квартире повисла тишина. Эд вдруг заметил, что Лизина плошка для воды больше не стоит на кухне: Грета успела убрать ее. Когда? В понедельник, пока его не было дома? Надо выбросить и поводок или засунуть подальше, но только не сейчас.
— Что ты думаешь об этом молодом полицейском? Духамеле?
— Почему ты спрашиваешь? Он немного странный. — Грета чувствовала людей, и Эду было интересно, что она скажет.
— Ты считаешь, он честный человек?
— Да. Но слабый. — Грета заторопилась на кухню.
Эд последовал за ней:
— Слабый в каком смысле? — Эд ожидал, что жена спросит: «Почему тебя это интересует?» или «Какое это имеет значение?». Духамель дважды виделся с Роважински и этим был важен для Эда. Он служил неким связующим звеном между ним, Эдом, и тем исчадьем ада.
— Не знаю. Он молод. Слишком молод, — сказала Грета, открывая дверцу духовки. — Я не чувствую в нем силы. — Она вытащила топкий, подрумяненный батон хлеба, пахнувший маслом и чесноком.
— Его капитан в участке думает... кажется, думает, что он, возможно, взял пятьсот долларов. Или они просто не знают. А ты как считаешь? — Эд понял, что задает эти вопросы, чтобы избавиться от мыслей о Лизе.
— Нет, я в это не верю, — ответила Грета. Она выглядела усталой.
Им надо пораньше лечь спать, подумал Эд. А что потом? Вряд ли усталость поможет заснуть. И ему нужно сегодня вечером почитать часок-другой по меньшей мере. От него ждут рецензии на две книги, по его мнению невообразимо скучные, но которые, как он знал, «К и Д» все равно напечатают, независимо от его мнения. Одна — об охране окружающей среды, другая — тоскливейший том в четыреста страниц под названием «Горизонт и чайка» (никогда бы не видеть этого заглавия) о первом путешествии молодой американки в Англию и разворачивающемся на этом фоне романе. Непохоже, что «К и Д» заработают кучу денег на этих книгах. Потом он ляжет, обнимет Грету, как самого близкого человека, как свою мать или сестру, женщину, которая успокоит его. Эд поставил стакан с виски на стол и, резко вскочив, выбежал в ванную. Он наклонился над раковиной и, обхватив голову руками, дал волю слезам. Он включил воду, чтобы заглушить звуки. Ладно, сказал он себе, одна долгая минута, максимум две, и на этом все кончится. Как с Маргарет. Он вытер нос туалетной бумагой, торопливо сполоснул лицо холодной водой и пригладил волосы. Хватит, точка. Прощай, малютка Лиза.
Грета поставила на стол тарелки и откупоренную бутылку охлажденного рислинга. Эд включил радио и уменьшил громкость. Концерт Моцарта. У него не было аппетита, без Греты он вообще не проглотил бы ни кусочка. На жене была розовая блузка с темно-розовым цветочным рисунком. Эд вдруг вспомнил, что в тот вечер, когда они познакомились, на ней тоже была розовая блузка. Это произошло на вечеринке, устроенной Лео в честь какого-то типа, на Восьмой улице. Грета была болезненно робкой, сидела в полном одиночестве, стиснув в руке стакан, из которого не пила, и ни с кем не разговаривала.
Эд подошел к ней. Она родилась в Германии, сказала она ему, чтобы объяснить свой акцент, но ее родители переселились во Францию, когда ей было четыре года, в 1933-м. Она наполовину еврейка. В Америку приехала, когда ей было одиннадцать. |