— За то, что ты пробуешь в жизни новое... — сказала я, поднимая бутылку в тосте.

Мы стукнулись бутылками и сделали по большому глотку, намного большему, чем я ожидала. Это явно была его не первая бутылка пива.

— Мы с Джимми все время тырили пиво. Отец Джимми пил и не замечал, если мы что-то брали.

Мы пили пиво в гостиной, сидя на моем желто-коричневом замшевом диване и разговаривая до заката. Я рассказывала ему о своем детстве в качестве дочери пастора в Саванне, а он — о своих приключениях с другом Джимми: как они охотились, ходили на рыбалку, занимались диким туризмом и однажды безнадежно потерялись на два дня. Мы выпили по второй и третьей бутылке и тогда-то его язык начал слегка заплетаться. Да я и сама была порядком пьяна к тому времени, хотя никогда не была алкоголичкой.

Внезапно я его поцеловала. Он чуть не уронил свое пиво, затем нагнулся и поставил его на кофейный столик. Все это время мы были завернуты в полотенца, и я, стянув его с Трэ, отбросила полотенце в сторону. Он сделал то же с моим, а я толкнула его на диван, уложив на спину, умостилась сверху и приподняла бедра, позволяя его пенису проникнуть глубоко в меня.

Все происходило медленно, мы двигали бедрами в медленном ритме, крепко прижимаясь друг к другу руками, а наши тела были словно сплетены воедино. Он старался двигаться степенно, даже если почти был готов кончить, заставлял себя успокоиться и продолжал свой размеренный темп, и я ощутила к нему глубокое чувство за эти усилия. Он все двигался и двигался, и когда оргазм подбирался к нему близко, а я еще не была готова, он замедлял свой темп, останавливался, сцеплял зубы и каждый мускул его тела напрягался от усилия воздержаться. Я замирала, пораженная его самоконтролем, силой, которая позволяла настолько себя контролировать, особенно когда оргазм был так близок.

Я кончила так интенсивно, кусая его за плечо, а он излился в меня, сжимая ладонями мои ягодицы и рыча от удовольствия.

В ту ночь мы снова и снова занимались любовью, в основном я была сверху, пока Трэ совсем не лишился сил, что не мог и пошевелиться, а у меня болело все тело. Когда наступил рассвет, мы оба крепко спали.

Трэ уверенно двинулся к входным дверям дома своего отца: руки покачивались, походка была легкой, спина прямой.

Он решил, что коль у нас был поздний завтрак... а потом соответственно и полдник будет поздним... то ему необходимо, в конце концов, хоть раз поговорить с отцом. Я согласилась, и все больше восхищалась его мужеством, ведь ему предстояло встретиться с отцом лицом к лицу.

Я предложила пойти вместе с ним и выступить, так сказать, единым целым, так как это было трудным решением, но он отказался, сославшись, что это только между ним и его отцом, а я была ни при чем. Признаю: я немного успокоилась, пересела на пассажирское сидение своего грузовика и наблюдала за тем, как он шел. Я одновременно гордилась и боялась за него.

Больше всего я задавалась вопросом, куда, к чертям, приведут эти отношения. Я была в Язу всего две недели — и мне уже было скучно. Я была рада, что арендовала дом, а не купила, как собиралась. Если отношения с Трэ продолжатся, то в городе будет скандал века, а у меня не было желания оставаться и становиться пищей для сплетен.

Хотя, я не была уверена, что была готова взять с собой Трэ. Пока я ждала его, то снова и снова поневоле обдумывала все варианты.

Трэ вышел из дома примерно через час: каждая черта его лица была искажена гневом, и даже тяжелая поступь была пропитана агрессией.

— Ублюдок, — сказал он, садясь на водительское сидение. — Упрямый старый козел. Я не ждал чего-то другого, но все равно, это больно. И это меня бесит. Я так зол, что готов поколотить его, клянусь.

Не проронив ни слова, я взяла его руку и переплела наши пальцы. Ему не нужны были слова, лишь мое присутствие.