Фелисите взяла сверток, подумав, что у нее уже не осталось места в сундуке, и ей придется перекладывать багаж.

Вслух она сказала:

— Мсье Алсид, у меня нет слов. Вы очень добры.

— Сапожник легко может узнать своих заказчиков по их ногам, — начал рассуждать Алсид. — Он за глаза так их и называет — «мсье Огромные Мозоли» или «мадам с Легким Подъемом», или «Старые Растоптанные Подошвы». Мадемуазель, я всегда думал о вас как о «Юной Легкой Оленихе», потому что ваши ножки маленькие и стройные. Мне рассказывали, что вы стали красивой юной леди. Честно сказать, я мог бы вас не узнать, если бы вы со мной не заговорили, но если бы мимо меня прошли сотни ног, я без ошибки выбрал бы ваши ножки.

Три человека медленно шагали по рю Сен-Пол. Сторож решил присоединиться к мсье барону и Фелисите, и теперь шагал перед ними, размахивая фонарем.

Потом он решил рассказать Фелисите кое-что о тех домах, мимо которых они проходили.

— Мадемуазель, это дом, где жил Адам Доллар. Вам ничего не следует забывать, а помнить даже о том, что на доме отслаивалась краска.

— Безобразие! — возмутился барон. — Завтра же потребую, чтобы власти внимательнее следили за историческими ценностями!

Сторож остановился, когда они дошли до рю Сен-Габриэль.

— Вам когда-нибудь приходилось стоять здесь, мадемуазель, и смотреть в проем между двумя домами слева?

— Да, — ответила девушка, — отсюда виден крест на горе.

— Мадемуазель, вы его видите днем, — важно кивнул сторож, — а я только ночью. Мои глаза настолько приспособились к темноте, что я вижу то, что больше никто не видит. Вы поверите, что если я тут стану, то ясно увижу крест в темноте?

— Глупости, — возмутился барон. — Почему мы стоим и слушаем твое бахвальство, Пьер?

— Но я его вижу! — настаивал сторож. — Я пытаюсь вам это объяснить!

В это мгновение они услышали, как на рю Сен-Габриэль в каком-то доме стукнули ставни. Им стало ясно, что не один Алсид позабыл на ночь запереть лавку. Мсье Гадо, милый старичок, торговавший всем понемногу и содержавший большое семейство, благодаря тому, что был рачительным и трудолюбивым хозяином, подошел к ним.

— Приветствую вас, мсье барон… и вас, милая мадемуазель, которая покидает нас утром. Мадемуазель, мне хочется воспользоваться случаем и попросить прощения за мою третью дочь — Аннетт, которая помогает мадам Фруто.

— Ваша Аннетта — милая и умная девушка, — ответила Фелисите. — Мне она очень понравилась. Почему вы за нее извиняетесь?

— Потому что, — сказал старик, и так как он был небольшого роста, попытался выпрямиться, чтобы казаться повыше, — она иногда чересчур вольно себя ведет. Когда никого не было рядом, девчонка зашила свой локон в подушку вашего свадебного платья. Мадемуазель, я ей объяснил, что судьбу не обманешь. Но моя Аннетта уверена, что с помощью этой уловки ей удастся вслед за вами выйти замуж, и поэтому она вместо одного волоса спрятала в подшивке целый локон…

— Она еще слишком молода, чтобы думать о замужестве, — Фелисите вспомнила хрупкую помощницу модистки.

— Ей скоро исполнится пятнадцать, — твердо ответил Гадо.