Фелисите не очень понравилась эта шутка.

— Но Новый Орлеан сейчас стал весьма значительным городом, и вы не сможете больше так поступать!

Губернатор снова улыбнулся.

— Вы правы. Как хорошо, что этими делами занимаетесь вы! Девушка тотчас указала на письмо с правительственными печатями у нее на столе.

— Вот это пришло из министерства. Пишут, что стоимость акций компании Луизианы возросла в сорок раз. Может, во Франции все с ума посходили? — она недоуменно посмотрела на губернатора. — Мсье Жан-Батист, и долго так будет продолжаться?

Де Бьенвилль с самым серьезным видом ответил: — Этот мыльный пузырь вскоре лопнет, Шарль нисколько в этом не сомневается. О, тогда у нас начнутся серьезные проблемы!

— Они у нас уже есть, — с жаром проговорила Фелисите. — Нам нужен госпиталь, мсье Жан-Батист, давайте поговорим об этом.

Губернатор молча и внимательно смотрел на девушку. Она давно, еще после той самой встречи в замке, произвела на него сильное впечатление. А уж когда, возглавляя спасательную экспедицию, де Бьенвилль увидел их с Филиппом на берегу, взволнованно махавших руками и рыдавших от радости, он тотчас понял, что безумно в нее влюбился!

Сейчас же он очаровывался ею все сильнее и сильнее. Работа ничуть не утомляла его, потому что девушка постоянно ему помогала и они вместе обсуждали насущные дела. В ее присутствии у губернатора всегда было хорошее настроение, дни отнюдь не тянулись безрадостной чередой.

Фелисите, задумавшись, отвернулась от него, и сейчас он мог вдоволь любоваться ее прелестным профилем. О, ее профиль напоминал ему камею самой изысканной работы!

Но вот девушка заговорила, и ему стало ясно, что она тщательно все обдумала.

— У нас в городе трое рожениц, вернее, им пришло время рожать. Две женщины замужем, а третья, мсье, вам… все о ней известно… А еще старая мадам Ферон, бедняжка, ее сильно мучит ревматизм, и она почти не может передвигаться. Потом двое мужчин, на которых свалился кипарис… Они до сих пор находятся в таверне, никто из гостей не спит по ночам из-за их стонов. Но главное, эти люди не получают нормального лечения! Один, с гангреной ноги, наверное, вскоре умрет.

Думаю, вам также известно, что в городе оставили одного сильно заболевшего матроса. Возможно, у него проказа, — закончила девушка, сверкнув серыми глазами. — Мсье Жан-Батист, госпиталь нам жизненно необходим, и нельзя далее откладывать его строительство и организацию.

Фелисите и раньше заговаривала с губернатором о небхо-димости номальной медицинской помощи больным, потому он даже не задумался над ответом.

— Дитя мое, вы, наверное, забыли, что нам важнее здоровые души, чем здоровые тела.

Девушка бросила на де Бьенвилля быстрый взгляд.

— Я ничего не забыла. У нас есть религия, добрые святые и справедливые священники, направляющие наши мысли и поведение. Но мы ничем не помогаем больным и раненым. На весь город один-единственный невежественный врач.

— Фелисите, — тотчас заметил губернатор, — вы должны понимать, что пока мы не построим церковь, госпиталя у нас не будет. Всем это давно известно, и многие нас поддерживают.

— Да, церковь нужна! — воскликнула девушка. — Никто из нас не будет счастлив до тех пор, пока не увидит ее шпиль на фоне синего неба и не почувствует, что здесь наша Франция, и Бог, и все святые. Да, вместе с нами здесь, на краю света! Но, мсье, такую церковь мы будем строить много лет, а люди по-прежнему будут умирать. Подобно бедняжке Генриэтте Катен, муж которой постоянно работал на реке и не смог ей помочь, когда она упала и повредила позвоночник. А ей так нужна была помощь и внимание! Мсье Жан-Батист! Неужели мы пока не обойдемся небольшой церковью и совсем маленьким госпиталем?!

Де Бьенвиллю почему-то вспомнилось то теплое июльское утро в Лонгее, когда на семейном совете было решено рискнуть и начать миссисипскую экспедицию.