— Надо что-то сделать, — ворчал Габриэль.

Малыш Антуан не разделял возмущение старшего брата.

— Они не делают ничего страшного. Люди явились приветствовать Пьера, они — наши гости. Пьер с ними обнимается и называет всех по именам. И эти люди его просто обожают. Посмотри, как они все счастливы. Д'Ассини, — обратился он к Габриэлю, упоминая его официальный титул, на чем всегда настаивал брат, — ты только взгляни, как они разоделись!

Малыш был прав. На мужчинах были синие сюртуки с длинными фалдами. Синий цвет обозначал, что они проживают в районе Монреаля (жители Квебека носили красные сюртуки, а люди из междуречья Трех Рек — белые). На головах мужчин были соломенные шляпы вместо простых беретов, которые все надевали в обычные дни. Женщины блистали разными цветами радуги. Вместо тугих корсажей и коротких юбок на них были легкие платья ярких расцветок с корсажами басков. Их волосы явно подверглись действию горячих щипцов, а на щеках молодых женщин — яркие следы румян.

— Почему они пытаются подражать своим хозяевам? — раздраженно поинтересовался Габриэль.

Он сам старался выглядеть как можно лучше. Длинный сюртук светло-синего цвета с отогнутыми обшлагами, светло-коричневые короткие брюки поддерживали подтяжки насыщенного фиолетового цвета, шляпа из мягкого фетра с лентой. Подобные шляпы были несколько лет «писком моды» в Париже, наконец, эта мода дошла до колонии. Габриэль держал руку на бедре, пока с презрением разглядывал толпившийся народ. Он собрался было над кем-то посмеяться, и глаза у него загорелись насмешкой, уголки верхней губы поднялись вверх. Кстати, когда юноша не насмешничал, у него были очень красивые глаза, но он постоянно помнил, к какому важному семейству он принадлежит.

— Взгляни на Бабетту Карре, — захихикал Габриэль, обращаясь к младшему брату, — у нее отросла толстенькая задница! Ты погляди, как она раскачивает бедрами! Туда-сюда, туда-сюда! Она даже налепила мушку на щеку. Подобные вещи должны воспламенять воображение мужчины, но ты еще слишком мал, чтобы понимать в этом толк.

Малыша Антуана подобные вещи действительно не волновали.

— Габриэль, тебе известно, что вдова, которой увлечен Жан-Батист, отправляется во Францию?

У Габриэля загорелись глаза от любопытства.

— Клянусь всеми святыми, Макиавелли нашего семейства провел должную работу! Шарль никогда не откажется от своих трюков! Скажи мне, Антуан, как воспринял новости наш мудрый Жан-Батист?

Малыш Антуан явно сочувствовал Жан-Батисту.

— Мне кажется, что он очень несчастлив. Несколько минут назад я услышал шум из пустой комнаты в юго-восточной башне и решил, что там кто-то ссорится. Тогда я поднялся наверх, чтобы проверить, что там происходит. В комнате был один Жан-Батист, у него в руках была отцовская сабля, та самая, с серебряным эфесом, и он фехтовал у стены. Жан-Батист был в одной рубашке и панталонах и прыгал так, будто перед ним столпилась дюжина индейцев.

Габриэль сразу разозлился.

— Я понимаю, в чем тут дело, — сказал он.

— Я спросил Жан-Батиста, что он делает, а он мне ответил, что тренируется. Казалось, что его что-то сильно волновало.

— И мне известны причины его волнения, — резко заявил Габриэль. — Шарль с ним согласился. Он пообещал де Бьенвиллю, что тот отправится в поход вместе с Пьером.