Марк закатил глаза. Старая тема.

— Мама, не начинай…

— Еще как начну! Тебе сколько лет?

— Мне некогда задумываться над этим.

— А вот мне есть когда! Мне шестьдесят пять лет! Я всегда мечтала о большой семье, ты же знаешь — у меня не получилось, так я возлагала большие надежды на тебя. Ты должен был рано жениться и родить мне много внуков! Чтобы ты не был у меня один, чтобы мне стоило ради кого жить.

— Мама, пойми: я очень люблю и уважаю тебя, но я не должен устраивать свою жизнь в угоду тебе. Я многого лишился из-за семейного бизнеса, и ты это знаешь, но моя личная жизнь — это моя личная жизнь.

— Не говори так, словно ты несчастен! — воскликнула Антония.

— Я счастлив, и не мешай моему счастью!

— Я же воспитывала тебя в любви к семье, — всхлипнула Антония, сдерживая дыхание.

— Мама, не начинай! Я хочу семью… вернее, раньше хотел, но было некогда. Твой гениальный мальчик оказался не таким уж и гениальным, и груз ответственности еще и за собственную семью мне не потянуть.

— Дорогой мой, прости! — кинулась ему на грудь Антония. — Я знаю, каково тебе пришлось. Все ждали твоего провала, а ты взлетел на Олимп. Каких сил тебе это стоило! Пропади к чертовой матери весь этот бизнес и вся империя Тозини, если ты несчастлив! — заломила руки Антония.

Марк обнял мать, стараясь успокоить. Уж он-то знал, что все это напускное. Высохнут слезы, и Антония не сможет без всей этой роскоши, без прислуги, без ежедневных омолаживающих ванн с козьим молоком, без собственного самолета и огромного поместья, содержание которого Марку обходилось в кругленькую сумму. Он знал и другое: что сам бы никогда не допустил, чтобы у его матери опустилась планка жизненного уровня. Поэтому у нее будет все, что было, и даже больше.

— Сын, неужели ты никого не любишь? — спросила Антония.

— Что значит любовь? — спросил он. — Как было у вас с отцом?

— Горе мне горе! Сын в тридцать пять лет спрашивает, что такое любовь!! Да это жизнь и смерть в одном флаконе! Это когда думаешь только об одном человеке, хочешь быть с ним двадцать пять часов в сутки, дышать одним воздухом, спать в одной кровати, целовать каждую клеточку его тела! Смотреть и не насмотреться, слушать и не наслушаться! — кричала Антония, возбужденно бегая по гостиной, размахивая руками.

Марк задумчиво следил за ней глазами.

— Знаешь, мам, если это действительно так, то я с уверенностью могу сказать, что я не влюблен. Более того, и никогда не был влюблен.

— А твои юношеские страсти?

— На одну ночь, — ответил Марк, — может, я не способен любить? Ну, это чувство заменено у меня чем-то другим…

— Это очень грустно слышать, сын…

— Прости, что огорчаю тебя!

— Почему на свете не осталось умных женщин? — задала риторический вопрос Антония, женщина невысокая, поджарая, с красивым, благородно состарившимся лицом.

— Почему нет? — переспросил Марк.

— Скольких красивых женщин я видела рядом с тобой, и ни одна не смогла тебя зацепить… Эх, куда делись благородные девицы?!

— Я в этом не виноват! — поднял руки Марко, смеясь.

— Смейся… смейся… может, и на моей улице будет праздник, — глубокомысленно заявила Антония, — клянусь, отолью из золота бюст невестки — женщины, на которой ты женишься!

— Ты только им об этом не говори, а то и так отбоя от желающих нет, — глаза Марко смеялись и искрились.