– В бизнесе друзей нет, – сказал Филатов, и Георгий мгновенно с головы до ног покрылся холодной испариной, но тут Юрий суховато рассмеялся и добавил:

– Не трясись, не трясись, бизнесмен. Черт с тобой, уболтал. Но помни об испытательном сроке, ладно? Так куда поедем?

– В магазин, – ответил Бекешин, борясь с острым желанием длинно и замысловато выругаться. – Туда, где продают приличную мужскую одежду. Не могу же я показаться на люди в обществе такого пугала… Да, и возьми пока вот это.

Он покопался за пазухой и отдал Юрию вороненый “ругер” двадцать второго калибра. Филатов взял револьвер, покрутил его так и этак, разглядывая со всех сторон, подбросил на ладони, крутанул на пальце, поймал и резко вскинул руку, целясь в окно и держа большой палец на курке.

– Игрушка, – сказал он, возвращая “ругер” Бекешину. – Оружие для ближнего боя. А в ближнем бою я предпочитаю обходиться руками и ногами.

– Но раз ты телохранитель, значит, тебе просто необходимо оружие, – возразил Бекешин, неуверенно принимая револьвер.

Филатов молча полез за пазуху и вынул оттуда увесистый “Макаров”. Бекешин посмотрел на пистолет, так же молча кивнул и отвернулся к окну. Нет, старина Фил определенно был не так прост и наивен, как могло показаться с первого взгляда. “Хорош бы я был, – подумал Бекешин, – если бы попытался пугать его своей хлопушкой. Я ему – хлоп! А он мне – бах! И все. И никаких проблем, темно и тихо… А проблемы будут. Ох, будут проблемы со стариной Филом! Как-то очень быстро он умнеет, и страшно подумать, что случится, когда он поумнеет окончательно”.

– Ну, где твой магазин? – спросил Юрий, запуская двигатель.

Бекешин махнул рукой вперед, указывая направление, и черный “мерседес” мягко тронулся с места.

Ждать ему пришлось совсем недолго. Минут через двадцать из флигелька, где, как он знал, размещалась охрана, вышел какой-то человек в черных брюках и спортивной куртке и деловитым шагом направился к калитке. В руке у него был продолговатый футляр наподобие тех, в которых музыканты носят клавишные инструменты, только покороче и поуже раза в два. Палач криво улыбнулся: ему уже приходилось видеть такие футляры и даже пользоваться их содержимым. Конечно, форма не всегда определяет содержание, и в футляре вполне мог оказаться набор столовых приборов на двадцать четыре персоны, но Палача на этот счет одолевали сильные сомнения.

Он сосредоточил внимание на человеке в спортивном костюме, жалея о том, что под рукой нет бинокля. Когда тот исчез из поля зрения, скрытый гребнем кирпичной стены, Палач огляделся по сторонам и вдруг увидел то, чего не заметил раньше: на одном из соседних деревьев, стоявшем метров на десять ближе к забору, чем дуб, на котором сидел Палач, виднелась искусно замаскированная дощатая платформа. Она не выглядела новой, сколоченной недавно, и Палач уважительно покивал головой, отдавая должное хитрости и предусмотрительности Андрея Михайловича, у старого подонка, похоже, были заранее предусмотрены меры на все случаи жизни.

Палач торопливо и бесшумно спустился с дуба и пулей бросился к дереву, в ветвях которого пряталась платформа. Он чуть было не потерял его, поскольку разглядеть платформу снизу было практически невозможно, но быстро сориентировался и через две минуты уже сидел на дощатом настиле, по-турецки поджав под себя ноги и держа в руке пистолет с глушителем. Подъем на это дерево оказался делом пустяковым: старую липу словно нарочно растили с таким расчетом, чтобы на нее было удобно взбираться.

С платформы дача просматривалась еще лучше, особенно окно гостиной на втором этаже, которое, как нарочно, было распахнуто настежь. Палач понял, что его ждут с нетерпением и заранее приготовились к встрече.