– Даже не знаю, – сказал он. – Я как-то об этом не задумывался. Да и потом, разве есть такой прейскурант? За это, мол, можно жизнью рисковать, а вот за это – ни в коем случае… Некогда мне было рассчитывать. Да и не в меди же дело… Просто через медь можно выйти на тех, кто устроил всю эту бойню.

– Как это? – спросил Бекешин. Теперь звучавший в его голосе интерес был неподдельным.

– Да хотя бы по документам. По сопроводительным документам на груз. Накладные всякие… Там, в кабине, их была целая пачка. Какое-то общество с ограниченной ответственностью… “Голиаф”, что ли… Не помню. Честно говоря, вчитываться в эту писанину у меня просто времени не было.

– А теперь? – спросил Бекешин, копаясь в баре.

– А теперь нет желания, – с хрустом потягиваясь, ответил Филатов. – Вот тебе медь, вот тебе сопроводительные документы, вот тебе мои свидетельские показания… Дальше действуй сам. Можешь через ментовку, можешь по своим каким-нибудь каналам – меня это не касается. Чем смогу – помогу. А в одиночку мне это дело не вытянуть, да и желания у меня такого нет.

Бекешин вернулся и опустился рядом с ним на белоснежный диван, предварительно поставив на прозрачный стеклянный столик сверкающий незапятнанным хромом металлический поднос с бутылкой и двумя стаканами. Он наполнил стаканы, избегая смотреть на своего приятеля, протянул ему тот, в котором прозрачной коричневой жидкости было побольше, и сказал, держа свой стакан на уровне груди:

– Ну, Фил, давай за тебя… Удивительный ты мужик.

– Это точно, – сказал Филатов, – удивительный. Сколько живу, столько удивляюсь.

Они выпили не чокаясь. Филатов пошарил взглядом по столу – очевидно, в поисках закуски, – не нашел и удовлетворился сигаретой, которая все еще тлела в его пальцах, Бекешин тоже закурил и вдруг спохватился.

– Слушай, – сказал он, – ты же жрать, наверное, хочешь! А я, дурак, тебя баснями кормлю.

– Ничего, я привык, – ответил Юрий.

– Это, брат, вредная привычка, – снова поднимаясь, сказал Георгий. – Погоди, я сейчас.

Он отправился на кухню, очень довольный возможностью хотя бы пару минут побыть в одиночестве и поразмыслить. Пока Филатов плескался в ванной, он успел переговорить с Андреем Михайловичем. Разговор этот оставил у него тягостное ощущение недоговоренности: во-первых, изъясняться все время приходилось иносказаниями, а во-вторых, старик все-таки не был всеведущим Господом Богом и, похоже, тоже слегка растерялся, будучи не в силах с ходу переварить полученную информацию. Он-то был уверен, что все на мази, и Филатов для него являлся просто абстракцией, пустым звуком – какой-то незнакомый работяга, бывший десантник, которому повезло уцелеть, сверзившись с огромной высоты, и которого все-таки добили чуть ли не на следующий день. А он опять вернулся с того света, да еще и приволок с собой десять тонн медного провода, которому здесь, в центре Москвы, совершенно нечего было делать. Того самого провода, который был якобы похищен неизвестными злоумышленниками. Мало того – этот чертов герой-одиночка ухитрился притаранить вместе с проводом накладные, в которых грамотному специалисту с Петровки будет очень несложно разобраться…

"Да, – думал Бекешин, невидящим взглядом окидывая ярко освещенные недра распахнутого настежь холодильника. – Да, старику было от чего растеряться. Только полной растерянностью можно объяснить этот его дикий совет: попробовать завербовать старину Фила. Хорошо ему советовать, сидя у себя на даче и попивая бурбон. Тут ведь вся сложность в том, что в случае неудачи второй попытки не будет.