И еще был у Апыхтина сын, тоже Владимир, Вовка, десятилетний плут, унаследовавший от родителей здоровье и веселый нрав. Двойки его не огорчали, как не огорчали они и родителей, пятерки тоже не приводили семью в радостное возбуждение. Сам Апыхтин в свое время учился плохо и прекрасно понимал, что есть в жизни и другие показатели способностей, не только отметки в школьном журнале или в затертом дневнике.

Это утро, роковое утро в жизни Апыхтина, начиналось как обычно. Он проснулся первым, он всегда просыпался первым, некоторое время лежал, глядя в потолок, прокручивая мысленно все те дела, которые сегодня ему предстояли, - совещания, встречи, приемы. Апыхтин осторожно просунул руку под голову Кати, привлек ее, спящую, к себе, поцеловал где-то под подбородком и встал. Пройдя на кухню, он слегка качнул колокол, подвешенный в дверном проеме.

Вся квартира тут же наполнилась сильным долгим звоном.

- Подъем, ребята, подъем, - пробормотал он.

Выходя из кухни в ванную, он снова качнул колокол, и снова раздался радостный звон, не услышать который было просто невозможно. Когда он вышел из ванной, веселый, влажный, Катя уже стояла у плиты, а сонный, почти ничего не видящий Вовка сидел в комнате перед громадным экраном телевизора.

- Звонил Басаргин, - сказала Катя.

- Чего ему?

- Поздоровался.

- Трепещет Басаргин.

- А чего ему трепетать?

- Кредит пробивает… Странный такой кредит. - Апыхтин присел к столу, втиснувшись в самый угол.

- Не пробьет? - усмехнулась Катя, не оборачиваясь от плиты.

- Нет.

- Обидится?

- Да ему уже пора привыкнуть… Такую публику тащит… Где он их только берет? Не пойму. Гнать их всех придется.

- Но он же твой заместитель. - Поставив перед Апыхтиным яичницу, густо посыпанную укропом и петрушкой, Катя присела напротив, подперла подбородок кулачком.

- Мало ли этих замов… У меня их трое.

- Те тоже тащат странную публику?

- Нет, только Басаргин. - Апыхтин замер, уставившись прямо перед собой в стену, и некоторое время как бы отсутствовал, унесся в свои банковские кабинеты, коридоры, сейфы.

- Возвращайся, - сказала Катя, положив ладонь ему на руку.

- Куда? - не понял Апыхтин.

- На кухню. К яичнице.

- Ах да… Причем явно уголовная публика. И он это знает. Я это знаю. Другие замы знают - и Осецкий, и Цыкин.

- Но тащит? - улыбнулась Катя.

- Да! - подтвердил Апыхтин. - Еще как тащит!

- Может, он таким образом предлагает вам «крышу»?

- Есть у нас «крыша»! Наша «крыша» - самая крутая в городе!

- Чем же она так хороша?

- А тем, что надежная. Да, мы платим Кандаурову, но зато живем спокойно. Как только возникает какой-нибудь качок, я сразу отправляю его к Кандаурову - решайте, ребята, свои проблемы без меня. И все. Больше качок не появляется.

- Нигде? - Катя сидела все так же, подперев кулачком щеку и следя за тем, чтобы Апыхтин все-таки съел яичницу.

- Может, где и появляется, может, уже нигде… Зачем мне об этом думать? Я плачу деньги. Вовка! - крикнул Апыхтин, повернувшись к двери. - Быстро к ноге!

Послышались какие-то невнятные шорохи, вздохи, шаги, и наконец в дверях возникла заспанная физиономия сына.

- Ну? - сказал он.

- Через неделю едем на Кипр.

- Знаю.

- Ты готов?

- Ну.

- Есть что надеть, обуть?

- Есть.

- Литературу почитал, историю, географию, карту острова изучил? Знаешь, где находится бухта, из которой Афродита вышла?

- Из пены она вышла.

- Не из мыльной же пены! - заорал Апыхтин, теряя терпение.