Ричер обратился к Нибуру:

– Вам приходилось сталкиваться с таким случаем?

– С принуждением? А вам?

Ричер улыбнулся. Ему еще не приходилось разговаривать с психиатром, который бы не отвечал вопросом на вопрос.

– Много раз.

– И что?

– Доказательств серьезной угрозы обычно бывало больше.

– А угроза убить сестру не серьезна? Если не ошибаюсь, это ваше предположение.

– Сестру не похитили, не упрятали под замок. Он мог приказать ей уехать из города.

– Вот именно, – согласился Нибур. – Мы можем предполагать, что ему это запретили. Видимо, приказали оставить ее в неведении. Это говорит о том, что на него оказывали чудовищное давление. И о том, каким бессильным он оказался. Должно быть, его мучили жуткий страх, чувство собственной беспомощности и вина за покорность.

– Вам доводилось сталкиваться с нормальными людьми, напуганными до такой степени, чтобы поступить так, как он?

– Да, – ответил Нибур.

Воцарилось молчание. Данута вытянул ноги, открыл на коленях дипломат и занялся бумагами. Мейсон сидела с закрытыми глазами. Нибур глядел в пространство.

Хелен Родин вышла из палаты Джеймса Барра через четверть часа и направилась к остальным.

– Ваша очередь, – сказала она Мэри Мейсон.

Мейсон пошла в палату.

– Как он? – спросил Нибур.

– Слаб и раздавлен. Речь связная, но ничего не помнит. Не думаю, что он симулирует.

– С какого момента у него пробел в памяти?

– Не могу сказать. Он помнит, как слушал по радио бейсбол, но это могло быть на той неделе или в прошлом месяце.

– Дал согласие, чтобы вы его защищали? – спросил Данута.

– В устной форме. Он не может ничего подписать – руки у него прикованы к койке наручниками.

– Вы ознакомили его с обвинением и уликами?

– Пришлось. Он хотел знать, почему я считаю, что ему нужен защитник. Он допускает, что виновен.

Алан Данута закрыл дипломат и поставил на пол.

– Дело нельзя допустить до суда. Власти по собственной халатности превратили его в инвалида, а теперь еще и хотят припаять пожизненный срок? Когда он даже не помнит, что делал в тот день? Как он может себя защищать? Дело упирается в Билль о правах. Окружной суд, потом апелляционный, затем Верховный. Так и действуем.

– Я это не потяну, – сказала Хелен.

– Интеллектуально? Я о вас слышал другое.

– С точки зрения стратегии и тактики. И денег.

– С деньгами могут помочь ассоциации ветеранов. Мистер Барр служил своей стране. И служил достойно.

Хелен ничего не сказала, только покосилась на Ричера.

Ричер промолчал и отвернулся. «Неужели и это убийство сойдет ему с рук?» – подумал он.

– Существует и другая возможность, – сказал Данута.

– Какая? – спросила Хелен.

– Сдать вашему отцу кукловода. Лучше полхлеба, чем ничего, а кукловод – лучшая половинка.

– А его устроит?

– Любой прокурор предпочтет крупную рыбу.

Хелен снова взглянула на Ричера:

– Кукловод – всего лишь предположение.

Доктор Мейсон пробыла у Барра двадцать минут.

– Долговременная ретроградная амнезия, – объявила она. – Самая настоящая. Типичный случай.

– Границы пробела? – спросил Нибур.

– Подскажет высшая бейсбольная лига, – ответила Мейсон. – Последнее, что он помнит, – игра «Кардиналов». Но я уверена: неделя, считая назад с нынешнего дня.