Он мог бы снова увидеть ее обнаженные прекрасные бедра, почувствовать мягкую плотную кожу, ласкать ее своими руками. Он хочет видеть это снова, хочет, должен!

Сильно вздрогнув, он стряхнул с себя это наваждение и обратил внимание на то, что хозяин усадьбы не спускает с девушки алчных глаз. «Он тоже хочет обладать ею, – возмущенно подумал Эльдар, и его кольнуло удушливое чувство ревности. – Старый козел! Жирный, гнусный старый распутник, раздевает взглядом мою Виллему».

Мою Виллему? О чем он только думает?

Хозяйка не видела этого долгого похотливого взгляда своего мужа. Она прежде всего была польщена тем, что ее называли Ваша милость.

– Сервировать стол ты умеешь?

– Немного, – ответила Виллему. – И я могу научиться.

Хозяйка вопросительно взглянула на мужа. Тот с бесстрастным выражением лица согласно кивнул головой, а затем перевел взгляд на Эльдара.

– Нам нужен работник на скотном дворе, – произнес он грубо. – Ты можешь спать в помещении для слуг во дворе усадьбы. Сестра будет жить в доме.

Внутри Эльдара все запротестовало. Но он ничего иного не мог сделать, только благодарно кивнуть головой и забрать Виллему с собой на кухню, где они должны были поесть.

Когда они на минуту остались одни, он шепнул ей:

– Постарайся никогда не оставаться один на один с хозяином, Виллему!

Она удивленно и вопросительно посмотрела на него. Никогда она не видела Эльдара таким. Глаза пылали от беспокойства, отчаяния и от… что это могло быть? Скорее всего, это напоминало тоску, тяжелую утрату. Она не могла понять. О чем он может тосковать?

Проведя в большом главном доме Тубренна несколько дней, Виллему почувствовала, что в поместье творится что-то неладное.

В самом доме, кроме хозяев, жили только старая запуганная женщина и она сама, да еще высокомерный мужчина, доверенное лицо хозяина. Вне дома, помимо Эльдара, работали двое мужчин и две женщины. Эти четверо произвели на Виллему неприятное впечатление. Как ей показалось, они были замкнутыми, страшными и суровыми. Они никогда не разговаривали ни с ней, ни с Эльдаром, за исключением тех моментов, когда они отдавали ему распоряжения. Работы у Эльдара много, думала она, большинство обязанностей эти люди перелагали на его плечи.

Тем не менее усадьба была ухожена, поля и луга в прекрасном состоянии. Хотя эти четверо делали самое минимальное. Большая кухня содержалась в чистоте вплоть до самой маленькой детали, и остатки еды, которые старая женщина отдавала Виллему, были приготовлены хорошо. Самой Виллему не разрешали входить в кухню, за исключением случаев, когда ее туда звали, а это было редко. Она обслуживала жилые комнаты. В них требовали поддерживать чистоту и порядок: ей поручали еще чистить одежду и подавать еду на стол.

Виллему ничего этого делать не умела. Сейчас она казнила себя за то, что дома постоянно отказывалась от выполнения хозяйственных работ. Она чувствовала себя ужасно беспомощной. Частично это объяснялось тем, что она никогда не была расположена к этим так называемым женским занятиям. Она инстинктивно считала для себя противоестественным знать то, как проще и красивее заправить кровать, следить за тем, чтобы в комнате не было пыли, изящно заштопать носок. Не знала она и как получать приказы и распоряжения. «Удивительно, как могут отражаться в потомках дела и поведение предков. Мои предки по бабушке были людьми, отдававшими приказы. Высокие офицерские чины, фельдмаршалы, графы… Это сидит во мне! Каким-то сверхъестественным способом их профессиональные навыки через поколения перешли мне в наследство, причем так, что все мое существо сопротивляется, когда кто-нибудь приказывает мне.