— Неужели вы еще не поняли, мистер Телонидис, что ваша поездка сюда была напрасной тратой времени? Мне очень жаль вашего кузена и вашего больного дедушку, но Джорджи останется со мной! Он не поедет в Грецию. Он — мой!

— Неужели?

Это короткое слово вонзилось в Лин словно нож. В ее глазах опять появился страх.

Что, черт возьми, все это значило?

— Именно! — бросила она.

Анатоль прищурился. После того как этим утром он узнал о смерти Линды Брэндон, он поручил адвокатам узнать информацию насчет оформления опекунства над осиротевшим ребенком, а также о том, разрешат ли органы опеки вывезти ребенка в Грецию, чтобы он рос там, в семье его отца. Пока ответа не было, но сестра Линды утверждала, и весьма энергично, что Джорджи официально находится под ее опекой. Но так ли это на самом деле?

— И это официально, да? Ваше опекунство над Джорджи? — Вопрос прозвучал жестко. Требовательно.

— Да! — повторила Лин так же яростно.

Анатоль нахмурился:

— Так вы его усыновили?

— Все в процессе, — ответила она. — Такие вещи требуют времени. Много… бумажной работы. Бюрократия и все прочее… Но, конечно, я его усыновлю! Я сестра его матери, я могу его усыновить — это очевидно.

Анатоль понимал, что для британских властей она была бы первой претенденткой на усыновление ребенка, если бы захотела это сделать. А она определенно хотела. Он почувствовал уважение к этой молодой женщине. Ведь ей приходится нелегко — она учится, имея на руках ребенка, и живет в нужде. Не многие бы решились на такое.

Тем не менее ему нужно было найти способ убедить Лин в том, что сын Маркоса не может расти в таких нищенских условиях. Это просто немыслимо. Как только Тимон узнает о его существовании, он начнет настаивать, чтобы сына его любимого внука привезли в Грецию, для воссоединения с семьей.

Анатолю предстояло заставить эту непримиримо настроенную девушку перестать вставлять ему палки в колеса!

Но как?

Был, конечно, простой способ уговорить ее. Способ, который, как он знал из своего делового опыта, всегда срабатывал.

Он не хотел его сейчас использовать, но он должен был попытаться — ради Тимона, Маркоса и всех рабочих «Петранакос Корпорейшн», чье благополучие находилось сейчас под угрозой.

Он еще немного помолчал. Потом заговорил, и тон его голоса был нарочито размеренный и бесстрастный.

— Я уверен, что Тимон будет настаивать на благодарности за вашу заботу о его правнуке и за вашу уступку его горячему желанию, чтобы сын Маркоса рос в семье его отца. Вам не о чем будет больше беспокоиться. Вам до конца жизни будет гарантирована финансовая стабильность.

Все-таки Анатоль сказал это. Он сказал прямо, что, если Лин не будет чинить ему препятствий, с ее нищенской жизнью будет покончено. Он ждал, когда его слова проникнут в ее сознание.

Ничего не дрогнуло в ее лице. Слышала ли она, что он сказал?

— Так вы хотите купить у меня Джорджи? — спросила она тихо.

Анатоль нахмурился:

— Конечно нет!

— Но вы предлагаете мне деньги, чтобы я отдала его вам.

Анатоль тряхнул головой. Зачем ей нужно представлять все в таком неприглядном свете?

— Я хочу сказать, что… — начал он снова.

— Что ваш дед заплатит мне, если я позволю увезти Джорджи в Грецию, — перебила она его.

— Нет! Все совсем не так. — Голос Анатоля звучал раздраженно.

— Именно так! — Лин вскочила с дивана, на котором сидела, ее голос звенел от возмущения.