Лет пять назад мы отправились втроем к нему на дачу, третьей была моя тогдашняя закадычная подружка Танька Сипагина. Кроме выпивки, было у нас с собой кое‑что позабористей, точнее, было у Димки. Мы с Танькой принялись изображать крутых девиц, прошедших огонь и воду… Все закончилось сексом на троих. Скромница Танька с трудом могла поверить, что все это было не в дурном сне, а я твердо сказала «нет» наркотикам, за что Димке отдельное спасибо. Он, кстати, тоже был в недоумении, как нас занесло в одну постель… в общем, постыдный эпизод, который мы поклялись забыть. Но примерно через месяц Димка мне о нем напомнил. Вскользь, между делом, тут же переведя разговор на что‑то другое, но во взгляде на мгновенье мелькнуло нечто похожее на блаженство. Вот тогда я и начала присматриваться к другу. Его шуточки теперь не казались такими уж безобидными, а страсть к сплетням – извинительной слабостью. И очень скоро стало ясно: Димка – ходячая энциклопедия пороков, он знает слишком много о своих бесчисленных знакомых, и чем постыднее эти сведения, тем для него приятнее. Разумеется, он этим пользовался. Вряд ли занимался откровенным шантажом, для этого он был чересчур умен, но часто обращался с просьбами, и ему никогда не отказывали. Хотя… может, водились за ним грехи и похуже. Работал он начальником юридического отдела в солидной фирме. Специалистом слыл хорошим, но неизменно повторял, что «несет крест», и откровенно завидовал «папиным сынкам», которые могли от работы отвертеться. Зарплата у него, должно быть, приличная, однако не настолько, чтобы жить на широкую ногу, а жил он именно так. «Порш», двушка в самом центре и загородный дом, и это в тридцать лет. Познакомилась я с ним на первом курсе института, он был старшим братом моей сокурсницы, и в те времена у него едва хватало денег, чтобы угостить нас мороженым.

Настал день, когда я решилась обсудить все это с Танькой. Меня интересовало, ей он тоже напомнил о нашей «шалости»? К тому моменту подружка весьма удачно вышла замуж, и если Димка действительно не брезговал шантажом, то Танька являлась для него лакомым кусочком.

– Наш с тобой друг – редкий подлец, – с усмешкой ответила Танька. – И мы не лучше, если терпим его до сих пор…

– Так он… – нахмурилась я.

– Напомнил, конечно, – она вновь усмехнулась. – Тоже вскользь, как бы между прочим, а я сказала: все, что было до мужа, – не считается. Не думаю, что он собирался меня шантажировать. Чем? Ну да, было… давно и неправда. Тут все хуже, Ира. Он от этого балдеет. Он мерзавец, и ему очень надо убедить себя, что остальные еще хуже. Вот и выискивает всякую дрянь. На добрые чувства он просто не способен. Злится, что ему в этой жизни мало что даром досталось, и ненавидит тех, кому, с его точки зрения, больше повезло. Будь у нас глаза не на затылке, давно бы сообразили, с кем имеем дело. Но… люди видят то, что хотят видеть, не желая тратить время на тех, кто рядом. Просто из‑за лени… или еще по какой‑то причине, а потом удивляются, что их предали. На самом деле мы даже не потрудились понять, кого называли другом.

Тот разговор произвел на меня впечатление. Я даже вознамерилась всерьез поговорить с Димкой. Прекратить знакомство, не отказав себе в удовольствии поставить его в известность, почему я это делаю. Но потом боевой задор угас, а вскоре подобные идеи и вовсе показались глупостью. Ни к чему усложнять себе жизнь. Куда проще продолжать делать вид, что мы друзья, но быть при этом настороже. Танька, кстати, встречалась с Димкой редко, сведя дружбу практически на нет, хотя тоже предпочла, судя по всему, обойтись без объяснений. Димку это злило, а так как с Татьяной и я последние год‑полтора виделась нечасто, он мог вдоволь ворчать, что «Танька зазналась и старых друзей в упор не видит».