Бедняга закашлялся, громко, мучительно, привлекая внимание окружающих. Пока он жадно пил воду, пытаясь протолкнуть застрявшую еду, я устремилась к третьему одинокому едоку. Он поднял голову, и лицо озарила широкая искренняя улыбка.

   Вот он! Мой будущий муж! Благословите боги, сваху Салазар!

   — Дорогой! — взвизгнули за спиной, и меня едва не снесла невысокая, но очень проворная девушка с фонтаном кудряшек на голове. Звонко стуча каблучками, она неслась к столику с одиноким красавчиком, а мне оставалось, глупо моргая, проводить ее сконфуженным взглядом. И если самый отборный мужик в этом зале тоже оказался не моим, то тогда кто?

   И тут я заметила за столом возле окна господина преклонного возраста. Говоря преклонного, имеются в виду те года, когда мужчина способен выпрямиться во весь рост только в одном случае: если опирается на костыль. И внутри шевельнулось глухое беспокойство.

   Я внимательно посмотрела на карточку пышущего здоровьем человека, по виду чуть старше тридцати, перевела взгляд на старца, чуть младше гробовых лет. На макушке блестящая лысина, плохо замаскированная тщательно напомаженными редкими прядями седых волос. Сам маленький и тщедушный. Вид спесивый. Возле стула трость с крупным набалдашником. Такой, пожалуй, от хулиганов легко отобьешься.

   Определ